Сволочи. Дмитрий Горчев
не той, о которой в девушках мечтала.
А Пётр Фёдорович, хоть и неприятный, но всё равно какой-никакой мужчина – иной раз кран починит, а то и колбасы грамм двести принесёт.
Но однажды как-то проснулась Клара Борисовна среди ночи и посмотрела на Петра Фёдоровича. Он храпит, во сне чавкает, но как-то так луна его при этом из окошка осветила, что Клара Борисовна прямо с размаху на пол и села.
Проснулся утром Пётр Фёдорович – нет Клары Борисовны. День прошёл, вечер настал. Тогда Пётр Фёдорович почувствовал недоброе, побежал на базар и действительно: Клара Борисовна там уже возле пивного ларька с выбитым зубом пляшет.
Подбегает к ней тогда Пётр Фёдорович – и клац ей с ходу в челюсть! Клара Борисовна плясать перестала и смотрит на него мутными глазами, но уже видно, что чуть-чуть в себя приходит. Пнул её Пётр Фёдорович для верности пару раз в брюхо и отволок за волосы домой. Там Клара Борисовна выпила рюмочку, совсем очухалась и заснула.
С тех пор Пётр Фёдорович стал за собой внимательно следить: чтобы вечером трезвым прийти – такого он себе не позволял. Придёт, еле на ногах держится, Клара Борисовна хайло, конечно, разинет, а он ей: «сдохни, жаба!» Подерутся немного, водочки выпьют и спать лягут.
Сынок у них родился.
Пётр Фёдорович, пока Клара Борисовна была беременная, сильно переживал, но ничего, всё обошлось, хороший мальчик получился. Ножки кривенькие, лобик низенький, глазки выпученные. Не балуется. Молчит. Козюлю из носа достанет, съест и дальше молчит.
Тьфу-тьфу-тьфу.
В самые горькие минуты своей жизни забывает человек вопросы, которые казались ему такими важными ещё вчера, и остаются лишь те из них, на которые всё равно однажды придётся дать ответ: «Кто ты?», «Где ты?», «Откуда ты?», «Зачем ты?»
И милиция, как базисная и примитивнейшая субстанция бытия, задаёт всякому, попавшемуся к ней в руки, именно эти простые и важные вопросы.
И человек потрясён: не может он дать ответа! Даже такого ответа, который удовлетворил бы, нет, не вечность, а хотя бы вот эту милицию. «Боже мой! – думает человек. – Я никто! Я нигде, ниоткуда и никуда! Я ни для чего! В тюрьму меня! В камеру! И – по яйцам меня, по почкам, и воды не давать, и поссать меня не выпускать! Ни за что!»
И милиция, даром, что примитивнейшая субстанция, сокровенные эти желания немедленно угадывает и исполняет все до единого. Простыми словами и движениями убеждает она человека в том, в чём не смогли его до того убедить ни Иисус Христос, ни исторический материализм: что червь он и прах под ногами, что винтик он кривой и гвоздик ржавый, и тьфу на него и растереть уже нечего! И по еблищу ему, которое разъел на всём дармовом, незаработанном, незаслуженном и неположенном. И забывает человек гордыню свою вчерашнюю непомерную, и лепечет: «Товарищ сержант…» А товарищ сержант его дубинкой по рёбрам и сапогом под жопу. И лязгает дверь, и засыпает тварь дрожащая, права не имеющая.
Да и хуй с ней.
Петербург – Москва
Животное