Заветы Ильича. Сим победиши. Владлен Логинов
type="note">[359].
Задавались на Московской губпартконференции и такие вопросы: «“Где границы отступления?”… До каких пор мы можем отступать? …Этот вопрос, – отвечал Ленин, – неправильно поставлен, потому что только дальнейшее проведение в жизнь нашего поворота может дать материал для ответа на него».
А «отступать будем до тех пор, пока не научимся, не приготовимся перейти в прочное наступление. Ничего больше на это ответить нельзя… Надо браться за конкретную работу. Надо внимательно рассмотреть конкретные условия, положение, надо определить, за что можно уцепиться, – за речку, за гору, за болото, за ту или иную станцию, потому что, только когда мы сможем за что-нибудь уцепиться, можно будет переходить к наступлении. И не надо предаваться унынию…»[360]
В последующие дни наступивших октябрьских праздников Ленин выступает на собрании рабочих Прохоровской мануфактуры и собрании рабочих завода «Каучук» (6 ноября), на собрании рабочих, красноармейцев и молодежи Хамовнического района Москвы и собрании рабочих завода «Динамо», а вечером 7-го присутствует на торжественном концерте в Большом театре.
А далее опять непрерывная череда встреч, бесед, заседаний. 8-го участвует в заседании Политбюро, 10-го председательствует на Совнаркоме, 11-го – на СНК и СТО, 15-го – Совнарком, 17-го – опять Политбюро, 18-го сразу три заседания – Политбюро, СНК и СТО, 22-го – СНК, 24-го – Политбюро, 25-го – СТО, 26-го – Политбюро, 29-го – Совнарком. В повестках дня этих заседаний по 20–30 вопросов, каждый из которых требует напряженного внимания[361].
Немудрено, что к концу месяца Владимир Ильич вынужден был вновь обратиться за советом к врачу. Федор Александрович Гетье пишет, что «Ленин обратился ко мне за советом по поводу какого-то странного состояния, испытываемого им. По его словам, однажды проснувшись, он почувствовал себя не так, как всегда: голова была несвежая, его не тянуло к работе. А работа, дававшаяся раньше легко, требовала от него напряжения внимания и соображения, чувствовалась какая-то общая вялость, апатия… Он попробовал прибегнуть к испытанному средству, к которому прибегал раньше, когда чувствовал себя утомленным – к охоте. Но и охота не освежила его. Это смутило его…»
Незадолго перед тем Ленин получил информацию о том, что Павел Борисович Аксельрод, перед умом и эрудицией которого в давние годы Владимир Ильич преклонялся, заболел настолько, что стал совершенно неспособен даже к писанию статей. И вот теперь, пишет Гетье, Ленину «пришла мысль об Аксельроде и что он, подобно последнему, становился неработоспособным»[362].
Федор Александрович успокоил его: хотя симптомы болезни несколько видоизменились, все дело по-прежнему в крайнем переутомлении. Диагноз доложили Политбюро, и 3 декабря состоялось решение о предоставлении Ленину десятидневного отпуска между 2 и 17 декабря.
6-го, уезжая в Горки, Владимир Ильич пишет Горькому: «Устал дьявольски. Бессонница. Еду лечиться». А вдогонку ему, 8-го, едет новое постановление Политбюро: «Признать необходимым соблюдение абсолютного
См.: Ленин В. И. Биографическая хроника. Т. 11. С. 580, 660.
См.: РГАСПИ. Ф. 16. Оп. 3. Ед. хр. 24. Л. 3.