Завещание Шекспира. Кристофер Раш
Ричард умер в февральскую стужу, как сейчас помню. И в последний день 1607 года, когда умер Эдмунд, тоже стоял лютый мороз. Ему было всего лишь двадцать семь. Ни он, ни Ричард не успели жениться. Я помню его похороны в церкви Богородицы, как будто это было вчера.
– Вот время: взяв единым махом все – юность, радость, жизнь и силы…[8] Да, Уилл?
И, казалось, только лишь вчера, майским теплым днем, отец как дурак стоял у купели с маленьким Эдмундом на руках.
– Нам все кажется, как вчера!
И все «вчера» лишь освещали путь туда, где прах…
– Реплика одного из твоих актеров?
Да, Бербиджа.
– Из «Гамлета»?
Из «Макбета». Однако ж ты узнал ее, старина Фрэнсис. Не такой уж ты и невежда, хоть и твердишь, что искусство тебя не интересует.
– А оно меня и не интересует – меня интересуют дела моих клиентов.
И что ты думаешь?
– О «Макбете»?
Да нет же, о Шекспирах.
– Грустно, но бывает и хуже, гораздо хуже. Шекспиры оказались не самыми блестящими актерами на сцене жизни. Из восьмерых детей только трое создали собственные семьи. Внуков, чтобы продолжить семейную линию, тоже нет. Один, внебрачный, похоронен в Крипплгейте, а законнорожденный лежит рядом с твоими двумя сестрами на стрэтфордском погосте Святой Троицы. Ты прав, конечно, жизнь коротка. Но не стоит унывать, ты-то еще жив!
Дни мои сочтены, и после меня останется одна дочь. Прошлое – череда детских колыбелек и крошечных гробиков, и спрашивается, чего ради все эти заботы, волнения и тревоги? Мы совокупляемся в саванах, рождаемся на катафалках, и наша окровавленная пуповина раскачивается, как петля палача. Мы откармливаем всякую тварь, чтобы откормить себя, а себя откармливаем для червей…
– Боже, его опять понесло!
Мы откармливаем себя для могильных червей, таков, увы, наш удел. Так легче смотреть на жизнь.
– И проще составлять завещание.
Прости за тягостные воспоминания. Я тут пережевываю пережитое.
– Ты выпил слишком много сидра.
Нет, это черная желчь, меланхолия. Мой старческий рассудок помрачился, он заволакивается мглой. Но слушай дальше, и, может, картина прояснится, и, когда меня больше не будет, останется нежная теплая дымка, след витавших в воздухе прекрасных воспоминаний, которые хоть ненадолго переживут меня.
– Замечательно, Уилл, но ты, кажется, забыл, зачем я пришел. Завещание ведь касается не только смерти, оно о будущем твоих детей и внуков. Брось думать о старухе с косой и хоть на мгновенье подумай о завтрашнем дне – не о смерти, а о жизни.
Поговорим об эпитафиях…
– Уволь! Лучше поговорим о твоих потомках. Ты обещал, неужто забыл?
Да?
– Ну да.
Я солгал. Не хочу я говорить о них. И что значит «обещал»? Когда я обещаю, я выполняю обещания и слов на ветер не бросаю.
– Тогда неважно о чем, только не об эпитафиях.
Вон плуг вспахивает землю. Погляди-ка на ворон – хорошая у них кормежка в марте. А потом наступит апрель – немилосердный месяц
Из стихотворения Уолтера Рэли, современника Шекспира (перевод А. В. Ларина).