Русский остаток. Людмила Разумовская
диске ему снова померещилось лицо той, которая легко и радостно отдала ему свою юную любовь и обрекла себя на вечное ожидание с неведомым ему сыном.
10
Прошел год после смерти Сталина. Юра с мамой жили по-прежнему в Воронеже, ему исполнилось уже десять лет.
Однажды летом он прибежал домой возбужденный и с порога выпалил.
– Мама, мам! Там тебя какой-то дяденька спрашивает!
– Какой дяденька? – разогнулась над корытом с бельем Елена.
– Не знаю. – Глаза его сгорали от любопытства. – В шинели!..
Сердце ее упало и заколотилось. Она вытерла мыльные руки о фартук и неподвижно застыла, слушая, как неторопливые мужские шаги гулко отпечатываются по долгому коридору.
Вошел… нет, вошел не тот, кого она, несмотря ни на что, продолжала ждать вот уже десять лет. Вошедший мужчина был невысок ростом, коренаст и почти лыс, с ввалившимися желтоватыми глазами, худой и небритый, в солдатской шинели.
– Не узнаёшь, хозяйка? – спросил он, улыбнувшись беззубым ртом.
Она долго смотрела на него с недоумением и страхом и наконец, уже узнавая, медленно выдохнула, заливаясь краской.
– П-петр!..
– А я тебя сразу признал, – сказал Петр Мельников как-то игриво-весело, скидывая с плеч вещевой мешок. – Мало изменилась.
– Юра, – повернулась она к мальчику, во все глаза глядевшего на вошедшего. – Беги на улицу, сынок, поиграй… Ну, я кому сказала!.. И дверь закрой! – приказала Елена.
Юра нехотя побрел к порогу. Он еще раз бросил шустрый взгляд на страшного незнакомца в шинели и тихонько прикрыл за собой дверь. Потом постоял немного под дверью, но, вспомнив, что подслушивать нехорошо, к тому же все равно ничего не слышно, побежал на улицу рассказывать другу Валерке про их необычного гостя.
Петр и Елена стояли и глядели друг на друга: нежданный муж и негаданно встреченная жена, она – с мýкой и страхом, он – ощетиниваясь насмешкой, пока она, не справившись с нахлынувшим на нее непонятным ужасом, наконец не сказала:
– П-проходи, Петр… садись… Есть хочешь? Я сейчас! – Она отодвинула корыто к стене и быстро подтерла пол.
Петр не спеша прошел в комнату, сел, вытащил беломор, закурил. Она молча стала собирать на стол.
– Я ведь не знал, что ты здесь живешь, по-прежнему… – начал он неторопливо. – Так, заехал на всякий случай поглядеть. Мало ли, думаю… А ты, оказывается, никуда и не уезжала…
– Уезжала… – тихо ответила Елена. – Я на фронте была… медсестрой…
– Ясно. Пацана на фронте, стало быть, нажила.
Елена не ответила.
– Да я не в осуждение, не думай. Чего там… Так, для интереса спросил. Война – она всем жизнь спортила… Я вот сразу в сорок первом к немцам попал в окружение… Голыми на фронт гнали… одно ружье на троих… Да ладно, чего там вспоминать… победили и – баста! Победителей не судят. А как, сколько кого положили – это, брат, не нашего ума. Главное, до Берлина дошли. И флаг водрузили.
– Ты