Тени наших дней. Эшли Дьюал
старые, потертые выкройки из памяти, о существовании которых он даже не подозревал. Стало не по себе. Парень нахмурился, бросил рюкзак на диван и вернулся в коридор.
– Я передумал, – прикрикнул он, спускаясь быстрым шагом по скрипучей лестнице.
– Передумал? – Донесся голос отца из кухни.
– Пройдусь с Джамбо. Его поводок…
– Там же, где и всегда.
«Разумеется», – подумал Кирилл и нашел ошейник в позолоченном комоде. Комод родителям на свадьбу подарили какие-то родственники. На нем скромно примостились несколько рамок с фотографиями. На одной из них Кир хмуро пялился в камеру на выпускном. Мама тогда порядком надоела, заставляя позировать на фоне школы и праздничных шаров. Кир шмыгнул носом, присвистнул и ничуть не удивился, когда Джамбо послушно, – правда, до страшного медленно, – подошел к нему, стуча толстыми лапами.
– Хороший пес, – отрезал он, фиксируя ошейник. Достал сигарету, устало зажал ее в зубах, а потом еще раз проверил, чтобы поводок хорошо держался за металлический крючок.
– Что говоришь? – Вновь заголосил отец.
– Я пошел.
– Что?
– Пошел я. Не закрываю.
Удивительно, как несколько лет превращаются в несколько секунд. Кирилл захлопнул за собой дверь, остановился на крыльце и поглядел в аспидное небо, пребывая в полнейшем замешательстве. Широкое и бесконечное, оно тянулось над крышами домов и было точно таким же, как и десятки лет назад. Собака. Вечер. Запах никотина и тишина, о которой в большом городе только мечтают. Казалось, Кир совершил квантовый скачок и вынырнул в дальнем прошлом. Он невольно усмехнулся и покачал головой. Не верилось, что он стал таким сентиментальным и рассуждал о вечном и незыблемом, подобно кисейной барышне из бульварного романа.
– Идиот, – смеясь, фыркнул он, зажал сигарету между пальцев и ленивой походкой побрел вдоль улицы.
В родном городке почти ничего не изменилось. Зелени стало меньше. Парень неторопливо рассматривал знакомые переулки, лавочки, балконы и наслаждался спокойствием. Чем-то похожим на исцеление. Воздух был свежим, почти сладким, свет рассеянно кружил рядом с фонарными столбами и не лез за отведенные рамки, бесспорно уподобляясь людям. Пес кряхтел и поглядывал на хозяина, словно не верил, что тот бредет рядом, а Кир изо всех сил, точно одержимый, сумасшедший, старался быть здесь и сейчас. Здесь и сейчас.
«Отосплюсь, – думал он, – и отредактирую несколько текстов. Но сначала отосплюсь».
Непередаваемая словами усталость, истощение душили его, будто чьи-то пальцы. Мысли, старческие, нелепые, атаковали голову, вмешивались в душу. В свои двадцать три года он валился с ног, как избитый жизнью восьмидесятилетний старик. Что сломило его, что его так разочаровало? Он не болел, не умирал, но эмоционально выгорел, как кислород в космосе. Исчез, будучи здесь. Пропал, не уходя. Он ничем не отличался от прохожих. Его взгляд смотрел прямо, а ноги ступали твердо. Но глазами боли не увидишь. То, с чем Кир имел дело, сидело глубоко внутри и раздирало в клочья остатки мужества, и как бы много