Тяга к свершениям. Андрей Васильевич Меркулов
вещам, и я подумал, что могу невзначай задеть его самолюбие своим неосторожным замечанием. Мы уселись за стол, пили чай и общались, и я уже совсем забыл об этом, как вдруг жена моего друга спросила меня о том, что я внутренне для себя решил не озвучивать – на кого похожа их девочка? И я не смог сразу ответить на этот вопрос! На протяжении всего вечера я так старался избегать этой темы, чтобы невзначай не обидеть своего друга, что сходу не смог ответить на элементарный прямой вопрос с совершенно очевидным и однозначным ответом! Я замешкался, раскраснелся, смутился самым глупым образом, как будто мне было как-то неудобно перед ними, как будто я видел здесь нечто совершенно иное, нежели просто причуду природы, нечто, чего действительно стоило смутиться… Впоследствии я долго думал над той ситуацией: думал, что мое молчание, скорее всего, было воспринято неправильно, что если я ошибся и мой друг не видел в этой ситуации иного подтекста, то после моего визита, моего несуразного смущения, у него наверняка начали появляться какие-нибудь нехорошие мысли на этот счет. Из-за своих излишних переживаний о том как бы невзначай не обидеть своего друга, я начал сомневаться в уместности своих слов, что в итоге вылилось в замешательство, которое выглядело еще более нелепо, чем если бы я прямо высказал подмеченный мною и без того совершенно очевиднейший факт… Понимаешь о чем я?! Я сам создал эту двусмысленную и неприятную ситуацию своей осторожностью и сомнениями!
Дульцов остановился, и посмотрел в глаза Роману. В лице у него отразилось все то воодушевление, которым была ярко окрашена его длинная речь: губы его приоткрылись в едва заметной улыбке, брови слегка приподнялись, делая взгляд боле открытым, глаза блестели и выражали абсолютную убежденность и нацеленность. По всему было видно, что он не высказал еще главную свою мысль и сделал паузу для того только, чтобы попытаться определить для себя – интересны ли собеседнику его слова, стоит ли идти до конца и озвучивать то, в чем он так сильно был убежден. Роман, который все это время внимательно его слушал, смотрел на друга не произнося ни слова, ожидая той ключевой мысли, к которой он так упорно и красноречиво подводил его, и которая все еще сидела в Дульцове, будоража и распаляя его изнутри.
– Ты прекрасно знаешь, что всего каких-нибудь двести лет назад в обществе были широко распространены дуэли, – продолжил Дульцов спокойно и размеренно, совладав с собой за время этой короткой паузы настолько, что теперь только его горящие глаза выдавали сильнейшее внутреннее волнение. – Эти дуэли проводились с использованием холодного или огнестрельного оружия и часто заканчивались смертельным исходом или серьезными ранениями дуэлянтов. Как правило, в них участвовало два человека, и их смысловым посылом была защита поруганной чести и достоинства – своей или своих близких.
Такой подход был вполне в стиле Дульцова. Прежде чем перейти к сути вещей, он зачастую начинал издалека, описывая предмет разговора в мельчайших