Чудесам нет конца. Роберт Ирвин
У вас очень красивое лицо. Наверняка это признак доброты?
Прежде Ричард, понимая, что на кону жизнь сына, торопился высказать свои доводы. Но теперь, сбитый с толку замечанием Скоггина, он замолкает, поскольку все аргументы вылетают у него из головы.
И тут Энтони набрасывается на него:
– Какой позор свергать святого человека! Генрих – священный король, чьи молитвы поддерживают и защищают королевство.
– Ха-ха! – безрадостно усмехается Ричард.
До Энтони вдруг доходит, что отец ни разу не смеялся над чем-нибудь забавным.
После многозначительно смешка Ричард продолжает:
– Итак, нами будто бы управляет простодушный святой, да? И сколько же чудес явил наш святой миру? Правда в том, что Генрих своенравен, жесток, труслив и безумен. Из-за узурпаторства Генриха Болингброка Бог разорил королевство и проклял его внука безумием, как проклял Навуходоносора, который «ел траву, как вол» и «волосы у него выросли как у льва, и ногти у него – как у птицы»[5]. Что же до нашего праведника Генриха, с мозгами у него беда, и он едва помнит, как ходить. Он пускает слюни и лопочет, как дитя…
У Энтони перед глазами всплывает образ человека в косо надетой короне, распростертого на постели. Отец все больше распаляется:
– Тогда как Эдуард… Эдуард – король по воле Божьей. Рослый, мужественный, решительный и щедрый, он король до кончиков ногтей. Эдуард не прячется в часовне, но ведет в бой.
Тут Скоггин набирается наглости ткнуть пальцем в лицо графу Риверсу:
– Эдуард восходит, а Генрих нисходит. Вот путь колеса фортуны в его бесконечном вращении. Глядите, пусть блестящая голова Скоггина будет Эдуардом, а грязные ноги Скоггина будут Генрихом.
Затем это гротескное существо начинает ходить колесом, желая показать, что тот, кто наверху, однажды окажется внизу, а низший, напротив же, станет высшим. Остановившись и переведя дыхание, он продолжает:
– Вот так и у Скоггина. Поглядите, сколь скудно его облачение. Ни шапки, ни пояса, я уж не говорю про шутовской костюм и погремушку из свиного пузыря, – нет у него никаких атрибутов балагурства. Но когда-нибудь все будет по-другому: его ноги окажутся над головой, и его провозгласят королем шутов, и именно он, Скоггин, станет главенствовать в Парламенте дураков. – И шут еще несколько раз проходится колесом, чтобы донести свои слова до слушателей.
Но отец Энтони отворачивается от шута, обращаясь к сыну:
– Мудрые следуют за человеком, который рожден вести за собой. Для глупости нет награды, если таковой не считать виселицу или топор палача. Энтони, ты слышишь меня? Ты можешь не отвлекаться хоть минуту?
Скоггин просто сияет при слове «глупость» и подскакивает к ним, чтобы снова вмешаться в разговор:
– Скоггин не всегда был таким, он провел семь лет как отшельник, перебирая четки и надеясь, что его посетят видения. Наконец он увидел ангела, и тот сказал ему: «Бог услышал твои молитвы и желает вознаградить
Дан. 4: 30.