Сказание о граде Ново-Китеже. Михаил Зуев-Ордынец
в степь – мы им навстречу. Сшиблись! Большинство колдуновцев на месте лежать осталось, но и наших полегло немало. А мне с самим Колдуновым схлестнуться пришлось. Сначала Колдунов налетел на меня, выстрелил из маузера. Целил он мне в голову, да чуть промахнулся. Только вот корноухим меня сделал. А я его саблей достал. Рубанул! Но все же он ускакал, только маузер свой потерял.
Ратных замолчал. Молчал, задумавшись, и летчик. Перед глазами их стелилась желто-серая монгольская степь, горели над нею тревожные полосатые закаты, мутный Халхин-Гол извивался между сопками, и посвистывали тоненько под ветром речные камыши. А на горизонте высился мрачный массив Большого Хингана.
– Да, два года прошло, а все еще стоит в глазах Монголия! – задумчиво произнес наконец Косаговский. – Давайте-ка, Степан Васильевич, раздевайтесь, чаю попьем. Сережа, живо чайник на плиту!
– Только, чур, без меня про войну не рассказывать! – взмолился Сережа и помчался, подпрыгивая, на кухню.
Женька, трепыхая ушами, побежал за ним.
Когда гость расположился на уютном диванчике, Косаговский сказал:
– По всему, по фамилии и по оканью, видно, что вы, Степан Васильевич, сибиряк.
– Коренной сибиряк! Чистокровный гуран[1], забайкалец. Прадеды мои из тех ратных людей, что со славным землепроходцем Василием Поярковым пришли и обжили дикие земли на рубеже с Поднебесной империей.
– А я белорус. Сюда вот военная служба занесла.
Ратных кивнул головой и посмотрел на часы.
– Запаздывает что-то мой дружок! Виктор Дмитриевич, вы уж простите нас великодушно за бесцеремонность: мы с Федором Тарасовичем Птухой договорились у вас встретиться.
– А, мичман! Летал он со мной на Балашиху. Перевозил взрывчатку. И в этот рейс летит.
– Ну да. Он-то мне и посоветовал обратиться к вам.
– А где вы с ним познакомились?
– На Халхин-Голе. Он тоже там порох нюхал.
– А я и не знал! – весело воскликнул летчик. – Ну и счастливый сегодня день. Собирается боевое братство! Он тоже пограничник?
– Нет, он бывший мичман Тихоокеанского флота. Так сказать, пенитель моря! По специальности минер-торпедист. А познакомился я с ним в Баян-Бурде, в полевом хирургическом госпитале.
– Подорвался?
– Не то чтобы подорвался, а руку себе покалечил. Помните единственный понтонный мост японцев через Халхин-Гол? В июле, во время большого наступления противника, мост этот мы взорвали. Для этой операции прислали минеров Тихоокеанского флота и Амурской флотилии. Мичман в чем-то чуток просчитался, и ему доской, как топором, отрубило два пальца левой руки. – Капитан поднял левую руку и показал, какие пальцы оторвало мичману. – В Баян-Бурде, в госпитале, он закатил такой скандальчик, что я невольно обратил на него внимание. Врач ему говорит: «В Читу вас завтра эвакуируем. Вы теперь к строю негодны, у вас двух пальцев недочет». Эх, как взвился мичман! «Для моего минерского
Гуран – лесной козел.