В поисках цветущего папоротника. Мария Купчинова
не дочитав до конца. Нарочито грубовато произнес:
– А ты русский учи, на нем тоже много хороших стихов писано, приеду – спрошу.
– Часу няма, сам ведаеш: я старэйшая3, – вздохнула девочка.
***
Седой профессор математики обхватил руками колени, уперся в них подбородком, задумчиво улыбнулся. Вспомнил отчего так сильно смутился тогда: где-то хлопнула дверь, от сквозняка шевельнулись выбившиеся из-под косынки завитки волос на тонкой девичьей шее. Почему-то это показалось парнишке трогательным, подумалось: может, и видятся они с Евой последний раз…
«Да нет, какое, к черту, предвидение», – профессор недовольно поморщился, – просто мелькнула мысль и пропала. А может, я это только сейчас придумал…»
Нехотя поднялся, наклонился отряхнуть брюки. Мелькнули затаившиеся в траве алые капельки, наполненные сладким соком, словно брызги живой воды на печальном погосте. Сорвал кустик земляники, положил у подножия памятника: «Ты любила красные ягоды».
Тропинка, ведущая ко входу вусадьбу, заросла кустарником. Ступени крыльца разрушены, возносящиеся над ними колонны террасы ощетинились битым кирпичом. Когда-то крепкий и уютный деревянный дом с двухэтажной каменной пристройкой, двумя одноэтажными флигелями – каменным и деревянным, теперь напоминал неопрятного старика-доходягу, доживающего свои последние дни.
Профессор прочитал едва различимую табличку у двери, зачем-то потрогал тяжёлый амбарный замок. Показалось: в тот последний день, подгоняемая казаками, мать именно такой повесила на дверях.
– Что пан ищет?
Пожилая женщина с плетёным кошиком4 в руках остановилась за спиной, с любопытством рассматривая чужака.
«Вчерашний день», – захотелось буркнуть в ответ правду, но сдержался:
– Судя по табличке, здесь музыкальная школа? Что же всё в таком запустении?
– Эх, милый, когда это было, – махнула рукой женщина. – Почитай, шесть годков прошло, как учительница наша, Марья Иосифовна, мать схоронила, сын её и забрал в город. Душевная была, детишек любила. А без неё некому учить стало, молодые-то в деревню не хотят ехать. Да и струменты давно растаскал народ…
2
…Он едва успел. Их распустили из семинарии по домам с наказом немедленно эвакуироваться, но – мальчишки! – конечно, они задержались, прощаясь. Порассуждали, что дела на фронте плохи (как будто не виден был на западе дым горящих деревень), оглядываясь по сторонам, пошептались, повторяя за старшими, что всюду измена: снарядов не хватает, пушки, говорят, разрывает при первом же выстреле, и зря их пока ещё не призывают, уж они бы…
Мать, уронив шаль с тонких плеч, с глазами полными слёз, бросилась к сыну:
– Алесь, слава Богу, я уже надежду потеряла, что ты поспеешь. Видишь, эти, – кивнула в сторону верховых с шашками на боку и винтовками за плечами, – требуют, чтобы в течение часа оставили маёнтак5, иначе, говорят, подожгут сами. Я им про то, что и брат, и муж на фронте, а они не слушают, только нагайками своими размахивают.
Возле дома стояла груженая скарбом
времени нет, сам знаешь: я старшая – бел.
корзинка
поместье