Гений. Теодор Драйзер
Он говорит, что едет сейчас.
– Ты это, надеюсь, не всерьез? – сказал пораженный Витла. Он ушам своим не верил. – Что это тебе загорелось? Такой шаг надо хорошенько обдумать! На какие же средства ты будешь там жить?
– Проживу как-нибудь, – сказал Юджин. – Я еду. Хватит с меня Александрии. Я хочу выбраться отсюда.
– Ну что ж, – сказал отец, веривший в инициативу. Оказывается, он плохо знал своего сына. – Ты уложил чемодан?
– Нет, пусть мама вышлет мне вещи.
– Не уезжай сегодня, – стала упрашивать миссис Витла. – Подожди, Юджин, пока у тебя будет хоть что-нибудь на примете. Это слишком серьезный шаг. Подожди до завтра.
– Я поеду сегодня, мама. – Он обнял ее одной рукой. – Мамочка!..
Он был уже сейчас выше ее ростом и продолжал расти.
– Хорошо, Юджин, – тихо сказала она. – Но напрасно ты уезжаешь.
Ее мальчик покидал ее – сердце матери обливалось кровью.
– Я всегда могу вернуться. Ведь это всего лишь сотня миль.
– Что ж, поезжай, – сказала она наконец, стараясь держаться бодро. – Я уложу твой саквояж.
– Я уже все уложил.
Она пошла проверить.
– Ну что ж, скоро пора ехать, – сказал Витла, думавший, что Юджин еще колеблется. – Очень жаль. Хотя это, разумеется, пойдет тебе на пользу. Во всяком случае ты знаешь, что здесь тебе всегда будут рады.
– Знаю, – сказал Юджин.
Они отправились к поезду все вместе – Юджин, отец и Миртл. Мать не пошла с ними. Она осталась дома плакать.
По дороге на вокзал они зашли к Сильвии.
– Что ты, Юджин! – воскликнула она. – Что за странная фантазия! Не надо ехать!
– Он твердо решил, – сказал Витла.
Наконец Юджин вырывался на свободу. Любовь, семья, все близкое, родное крепко держало его в своих объятиях, и с каждым шагом он словно рвал эти узы. Они добрались до вокзала. Подошел поезд. Отец ласково и крепко пожал сыну руку.
– Будь молодцом, – сказал он и судорожно глотнул.
Миртл поцеловала брата.
– Какой ты чудила, Юджин! Пиши мне.
– Ладно.
Он поднялся в вагон. Прозвонил звонок, и поезд тронулся. Юджин смотрел на знакомые места, и боль, настоящая боль сжала его сердце… Стелла, мать, отец, Миртл, их милый домик… Все это уходило из его жизни.
– Гм-м! – чуть ли не застонал он, прочищая горло. – Черт побери!
Он откинулся на спинку скамьи и заставил себя ни о чем не думать. Он должен пробить себе дорогу. Это и есть жизнь. И это должно быть его целью. Он добьется своего.
Глава IV
Чикаго – кто его опишет! Кто опишет этот гигантский муравейник, выросший словно по мановению жезла на гнилых болотах приозерья! На целые мили протянулись мрачные домишки, на целые мили ушли вперед улицы с торцовыми мостовыми, газовыми фонарями, водопроводными магистралями и пустынными деревянными тротуарами, по которым скоро заснуют толпы прохожих. Стук сотен тысяч молотков, звонкие удары зубил в руках каменщиков! Длинные, смыкающиеся вдали ряды телеграфных мачт; тысячи и тысячи стоящих вразброс, словно