Две невесты. Елена Арсеньева
тем, что его оставляют на постоялом дворе в компании с Агафьей, которая ему была своим нравом хуже горькой редьки, сорвал злость на Парфёше и начал задираться: почему, дескать, неведомые воры только моих трех коней свели со двора, а двух твоих оставили? Да уж не был ли ты воровским пособником? Не состоял ли с ними в связке? Не приплатили ли тебе конокрады, чтоб не видел ничего и не слышал?!
Услышав такое поношение, Парфёша, понятное дело, разобиделся не в шутку, не сдержал сердца и полез в драку, вот и дошло до разбитой головы и сломанной руки.
Какое-то время прошло в хлопотах о пострадавших, в приказах Агафье и Мавре позаботиться о них, забыв старинные распри, а потом графиня и Диомидовы вдруг переглянулись – да так и замерли, ибо каждая внезапно осознала, что кучера-то, который довез бы их до Диомидовки, у них нет! Оба теперь немощны!
Диомидова-старшая растерянно простонала:
– Да что же нам делать?! Неужто снова здесь ночевать?!
При этих словах матери Маша заплакала, разглядывая свои нежные руки, покрытые красными пятнышками. Видимо, несмотря на изобилие полыни, здешние блохи ее порядком покусали, поэтому мысль о том, что придется провести в их власти еще ночь, горько опечалила девушку.
– Придется идти в деревню, нанимать кого-нибудь, – решила не потерявшая присутствия духа графиня Стрешнева, косо поглядывая при этом то на одного, то на другого кучера: – Ну а если не найдем никого, стану вас, поганцев, пороть, пока рука не притомится! А как отдохну, сызнова пороть стану!
Послышался дружный испуганный вопль Парфёши и Серёньки, однако графиня лишь кивнула, подтверждая угрозу. Но только она повернулась было к Агафье, намереваясь послать ее в ближнюю деревушку на поиски нового возницы (не самой ведь плестись, барские ножки бить!), как вдруг раздался чей-то звонкий голос:
– Нужды нет в деревню идти, ваше сиятельство! Ничего страшного не приключилось! Я умею управляться с лошадьми!
Все присутствующие повернулись и недоумевающе, не вполне веря своим ушам, воззрились на Антонину, которая и произнесла эти слова. А они были вполне правдивы. В Арзамасе внучка купца Гаврилова не только верхом гоняла, но и бричкой, и телегой правила, если надо было деда куда-нибудь отвезти, а кучер оказывался либо хвор, либо с похмелья маялся.
Девушка уверенно подошла к карете, взобралась на козлы, как и положено, с правой стороны, уселась, надежно упершись ступнями в подножку, подобрала вожжи, как водится у опытных ездовых, «взагрёб»[33], и легонько тряхнула ими, прикрикнув:
– Эй, родимые!
Обе лошадушки вскинули головы, запрядали ушами, заиграли мышцами, выражая явную готовность послушно тронуться с места. Графиня Стрешнева и госпожа Диомидова довольно переглянулись, Маша снова залилась слезами – на сей раз от радости, ну и оба провинившихся кучера вздохнули с облегчением, понимая, что от порки они, по крайней мере в ближайшее время, спасены!
Глава девятая
Лихие
То есть вожжи должны проходить через всю ладонь обязательно снизу, быть зажатыми в кулаке и прижатыми большими пальцами.