Рисовальщица пионов. Ксения Славур
чуть не плачу, а хвалю ее, когда приходит доложить, что помыла всю посуду, только три тарелочки разбила и у двух чашечек ручки откололись!
– Ничего, других не заставишь!
– А у этой хоть отбирай все! Хоть прячь!
В селе традиционно убирались во дворах к Пасхе, мыли окна, белили и окапывали деревья, красили заборы. Я не могла остановиться до зимы! Так до зимы и подбеливала стволы и окапывала деревья красивым кольцом.
– Марта, зачем ты делаешь это? Уже не надо, – говорил мне папа.
– Красиво же, – не понимала я его.
– Это бессмысленно, подбеливать деревья сейчас, – настаивал он.
– Я не для смысла, пап, для красоты. Смотри, какие они беленькие, как в гольфиках! Красиво.
Мой практичный папа этого не понимал. И он же выговаривал мне, называя мою тягу к чистоте излишне рьяной, когда я упала с пирамиды стульев, составленных мной, чтобы вытереть пыль с шифоньера. А я, бережно качая перевязанную кисть руки, сквозь всхлипы объясняла, что пыль мешает мне дышать и нехорошо пахнет.
В десять лет на Восьмое Марта бабушка подарила мне невероятной нежности ночную сорочку, отделанную кружевом. От восторга я прыгала и хлопала в ладоши.
– Ее надо простирнуть немного, пока не надевай.
– Я сама!
– Только стирай аккуратно, чтобы кружево не порвалось, и в чуть теплой воде.
Ко мне как раз пришла Аня, моя подружка, и ждала, пока я управлюсь, чтобы вместе пойти гулять. Я стирала в тазике очень осторожно, боялась испортить, но выжимать стала с помощью Ани, скручивая с двух сторон, как мешковину. Как же я плакала, увидев результат! Мне было стыдно смотреть бабушке в глаза и безумно жаль ночнушку. Сорочку починили, как смогли, я спала в ней, пока она не стала короткой, как майка.
С ранних лет моей домашней обязанностью стала уборка и всем от меня было тесно. Я вывешивала на дверях прихожей объявления «Уважайте чужой труд! Разувайтесь строго на коврике», в кухне красовалось «Ставьте посуду в раковину, не оставляйте на столе!» Доставала всех, папа говорил, что я маленький тиран, и он боится что-то сделать не так. А я отвечала, что ничего особого не требуется, просто класть все на место.
– Пап, ну почему ты расческу положил не на полку, а на подоконник? – недоумевала я.
– Да, боже мой, Марта! Ну, положил и положил, какая разница? – возмущался он.
– Некрасиво и беспорядок, сам же потом вечно спрашиваешь, видел ли кто твои вещи! Клади ровно на то место, откуда взял!
– Мне жалко ее мужа, – смотрел папа на маму.
Мне становилось тревожно, как будто я сделала что-то плохое, ждала маминого ответа.
– Умница моя, – целовала меня мама, – найдет себе любителя чистоты и все будет хорошо.
Я облегченно улыбалась: действительно, зачем мне поросенок?
В конце концов, последним написанным мною плакатом стало известное «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят». Потом я уже поняла, что далеко не всем нужен порядок, многих он напрягает,