Одна ночь в Венеции. Валерия Вербинина
ее взгляда. – Я знал покойного Павла Сергеевича, знал его семью, и кто бы мог подумать…
Посол умолк, скорбно покачав головой, и Амалия поняла, что князь в курсе расследования, которое проводит Папийон, и что ее сына уже считают виновным. Или, по крайней мере, основным подозреваемым. И хотя знала, что ее слова не произведут никакого впечатления, она все же не удержалась – сказала, что Михаил не может быть причастен к этому жуткому преступлению.
Князь покосился на нее, и баронесса чем угодно поклялась бы, что в то мгновение он подумал: «Все матери преступников так говорят».
– Кажется, Михаил Александрович собирается на неделе возвращаться в Петербург? – светским тоном осведомился посол.
Это уже был прямой намек на то, что ее сыну лучше всего уехать, пока подозрения полиции не обратились в уверенность. И на лице князя отразилось неудовольствие, когда Амалия ответила, что Михаил пока не намерен никуда уезжать.
– Разумеется, вы можете рассчитывать на наше содействие в любых обстоятельствах, – добавил посол. – Будем надеяться, что полиция отыщет убийцу и что им окажется какой-нибудь слуга или апаш[5].
Сие означало: а если преступником окажется ваш сын, мы, сударыня, будем вам чрезвычайно признательны, если вы не станете впутывать нас в столь дурно пахнущее дело.
Амалия покинула особняк, кипя от сдерживаемого гнева. Впрочем, это был не последний визит, который она собиралась нанести сегодня, и она призвала себя к порядку, чтобы не терять ясность мысли. А затем самой себе скомандовала: «Теперь – к Феоктистову!»
К счастью, молодой человек не стал испытывать ее терпение и сразу же согласился принять посетительницу. Баронесса окинула его внимательным взглядом. Чистенький, свеженький, приятный брюнет, который постоянно улыбается и которого наверняка обожают его мать, вредная богатая тетка, если таковая имеется, слуги, женщины и собаки. И, хотя Владимир не позволил себе никаких намеков, она почему-то была уверена, что гибель графа только позабавила смешливого юношу с таким положительным лицом.
– Да, – подтвердил Феоктистов, – я видел, как ваш сын поссорился с графом. Барон даже хотел дать ему пощечину, но граф перехватил его руку.
Амалия нахмурилась: о пощечине Миша не упоминал. Значит, ссора была и впрямь серьезной.
– Кто еще слышал их перепалку?
– Георгий Иванович. Он сразу кинулся их разнимать.
– Вы имеете в виду…
– Господина Урусова. Еще неподалеку находился маркиз де Монкур, который таращил глаза и не понимал, что происходит. Я стал ему объяснять, мол, ничего особенного, просто господин барон пообещал убить графа, да вовремя одумался, тем более что Павел Сергеевич объявил, что дуэлей не признает. По-моему, маркиза глубоко возмутила эта ссора, – беспечно прибавил Феоктистов.
– А вас?
– Меня?
– Да, какое впечатление она произвела на вас? Только честно, – добавила баронесса с улыбкой.
Владимир вздохнул.
– Честно? Что ж, хорошо.
Прозвище парижских бандитов.