Добро пожаловать на борт! Что делают бортпроводники во время полета и после приземления. Катрин Стейерт
Лизбет, которая работала в KLM, что нельзя отвечать, что хочешь увидеть мир. Работа, конечно, не в этом заключается, поэтому я ответила: «Потому что мне нравится общаться с людьми». Собственно говоря, я понятия не имела, что именно должно привлекать в этой работе стюардесс. Я летала всего два раза: в Рим с семьей и в Ленинград – с экскурсионной группой вместе с мамой и братом.
Потом я ничего не слышала от Sabena несколько месяцев, но во время пасхальных каникул я внезапно получила сообщение о том, что должна пройти психотехнический тест – опять что-то новое, чего я еще не делала. Я снова встретила ту девушку с челкой, но «топ-моделей» уже нигде не было. Мы никогда их больше не видели. После теста я прошла медицинский осмотр, а потом все опять затихло, пока я не услышала, что попала в состав запасного персонала, то есть должна была ждать приглашения, чтобы приступить к работе. Как я уже говорила, на второй день моих экзаменов на втором курсе кинезитерапии мне позвонили из авиакомпании. В понедельник, 9 июня 1984 года, я начала обучение. В тот выходной я помчалась покупать себе еще пару юбок в таком магазине, куда в любом другом случае я бы никогда не зашла».
«Я бастую, поэтому ты тоже бастуй»
После трех месяцев практических и теоретических занятий 1 сентября 1984 года Изабелль смогла полететь в первый раз: «Это была катастрофа. Я прибыла в аэропорт, а члены экипажа устроили забастовку. «Ты не пойдешь в свой самолет, ты не можешь лететь, потому что мы бастуем и за тебя в том числе», – сказали они. Мой шеф добавил: «Я бастую, поэтому ты тоже бастуй». Но у меня еще не было подписанного контракта, а командир был явно рассержен. Споры продолжились, я встретила других новеньких, которые тоже ходили кругами… Короче, это был целый спектакль, но они так ничего и не добились.
На следующий день я смогла полететь в Копенгаген. Оттуда – в Стокгольм, потом снова в Копенгаген и обратно в Брюссель. Самолет был полон, там сидели девяносто бизнесменов, но я не имела права что-либо делать. По всей видимости, тогда как раз внедряли новую систему бизнес-класса, и экипаж хотел доказать, что обслуживать по-новому было невозможно. Я должна была находиться в кабине пилотов вместе с другими членами экипажа. Приятно, конечно, особенно потому, что в Стокгольме пилоты купили для меня лосося: очевидно, это было традицией – во время первого полета дарить новичку рыбу. Но дело в том, что в тот день у меня был решающий полет, а мне все еще ничего нельзя было делать.
«Все будет хорошо», – сказал мне шеф[18]. Когда в ту субботу я зашла в комнату персонала, там нервно ходил кругами мужичок. Я этого никогда не забуду. Это был инспектор, который принимал решение насчет меня. Капитан самолета подошел ко мне и сказал, что у них возникли огромные разногласия. Тот инспектор был старым профсоюзным деятелем, который изменил свое решение во время недавней забастовки и сорвал пилотам все планы. Профессиональное объединение членов экипажа раскрасило автомобиль того инспектора в свой фирменный желтый цвет, и должны были последовать
Или наставник, который обучал персонал на борту (