Опричное царство. Виктор Иутин
сдался им без борьбы, кляня себя за то, что не смог выполнить приказ господина. Все одно он бы не успел этого сделать – семью Курбского схватили в то время, когда Шибанов раненый лежал в монастыре. Беременную супругу и малолетнего сына сам Иоанн распорядился бросить в холодную и сырую темницу. Богатства князя и его земли тут же были отобраны в казну.
Существует красочный, описанный многими авторами эпизод, как Шибанов сам привез царю послание Курбского, и тот, пробив ногу Васьки жалом своего посоха, слушал чтение этого послания, не обращая внимания на мучения несчастного слуги. Все это, конечно, красивая легенда, не более – Иоанн бы ни за что не тратил своего времени на какого-то холопа, да и сам Курбский не отправил бы Ваську на верную смерть, ведь он наверняка надеялся спасти свою семью.
Ваську в застенке пытали страшно, следил за этим Афанасий Вяземский. Он же докладывал обо всем государю:
– Не сказал ни слова, великий государь…
– Значит, пусть там и сдохнет, – заявил Иоанн. Васька не сказал под пытками ничего о своем господине и умер с чистой совестью. Об этом везде стало известно очень быстро, и вскоре Вяземскому пришло тайное послание от монахов Псково-Печерского монастыря, прикормленных рукой Алексея Басманова, в котором они докладывали, что сей преступник после бегства своего господина ночевал в монастыре в келье Вассиана Муромцева, секретаря игумена Корнилия, который сам это дозволил. Вяземский поспешил доложить государю и об этом. Иоанн был глубоко задет этой вестью, навсегда уничтожившей его взаимоотношения с Корнилием.
«Вот и церковь предает меня», – думал царь, отослав тут же всех прочь. Сжав кулаки, сумел унять вскипавшую ярость и гнев. Пока он не смел поднять руку на столь влиятельного священнослужителя. Нужно лишь время…
Вскоре Иоанну доставили послание Курбского. Сам Висковатый зачитывал ему написанное. Сидя в кресле, задумчиво глядя перед собой, Иоанн слушал:
– «Царю, некогда светлому, от Бога прославленному – ныне же, по грехам нашим, омраченному адскою злобою в сердце, прокаженному в совести, тирану беспримерному между самыми неверными владыками земли. Внимай! В смятении горести сердечной скажу мало, но истину. Почто различными муками истерзал ты Сильных во Израиле, вождей знаменитых, данных тебе Вседержителем, и Святую, победоносную кровь их пролиял во храмах Божиих? Разве они не пылали усердием к Царю и отечеству? Вымышляя клевету, ты верных называешь изменниками, Христиан чародеями, свет тьмою и сладкое горьким! Чем прогневали тебя сии предстатели отечества? Не ими ли разорены Батыевы Царства, где предки наши томились в тяжкой неволе? Не ими ли взяты твердыни Германские в честь твоего имени? И что же воздаешь нам, бедным? Гибель! Разве ты сам бессмертен? Разве нет Бога и правосудия Вышнего для Царя?.. Не описываю всего, претерпенного мною от твоей жестокости: еще душа моя в смятении; скажу единое: ты лишил меня святые Руси! Кровь моя, за тебя излиянная, вопиет к Богу. Он видит сердца. Я искал вины своей, и в делах и в тайных помышлениях; вопрошал совесть, внимал ответам