Мятежная. Вероника Рот
ослабить напряжение, сдавившее мою грудь.
Всего лишь час назад произошедшее казалось мне нереальным. А теперь – нет.
Я стараюсь глубоко дышать, но без толку – напряжение не исчезает.
– Давай, Трис, – шепчет Тобиас, пытаясь поймать мой взгляд. – Надо уходить.
Слишком темно, чтобы понять, где мы, но, наверное, уже недалеко от ограды. Тобиас помогает мне встать и ведет к выходу.
Остальные начинают прыгать один за другим. Первым – Питер, потом – Маркус, а затем – Калеб. Я хватаю Тобиаса за руку. Мы находимся на краю, ветер дует мне в лицо, словно отталкивая назад, в самую глубь вагона, в безопасность.
Но мы прыгаем в темноту и сильно ударяемся ногами о землю. И боль от пулевой раны в правом плече снова дает о себе знать. Я прикусываю губу, чтобы не вскрикнуть, и оглядываюсь вокруг в поисках брата.
– В порядке? – спрашиваю я, обнаружив Калеба сидящим на траве в метре от меня. Он потирает ушибленное колено.
Калеб кивает, шмыгает носом, чтобы не расплакаться, и я отворачиваюсь.
Оказалось, мы выпрыгнули на траву в нескольких метрах от ограды, возле раздолбанной дороги, по которой грузовики Товарищества возят в город продовольствие. Рядом главные выездные ворота. Сейчас они заперты, наружу не выйдешь. Везде построены сторожевые вышки. Они гибкие и крепкие – на них не заберешься и не повалишь.
– Здесь должны быть охранники, из лихачей, – говорит Маркус. – Где они?
– Очевидно, под влиянием симуляции, – отвечает Тобиас.
Внезапно он замолкает.
– Кто знает, где они и что делают, – наконец, произносит он.
Мы остановили симуляцию. Об этом напоминает вес жесткого диска, лежащего у меня в заднем кармане. Но у нас не было времени оценить последствия. Сейчас мы никак не можем узнать, что случилось с нашими друзьями, с нашими лидерами и фракциями.
Тобиас подходит к маленькой металлической коробочке, закрепленной на правой стороне ворот, и открывает ее. Внутри – клавиатура.
– Будем надеяться, у эрудитов не хватило ума сменить код, – бормочет он, набирая несколько цифр. Когда Тобиас вводит восьмой знак, раздается щелчок, и ворота открываются.
– Откуда ты знаешь шифр? – спрашивает Калеб так резко, что я удивляюсь, как эти слова не застревают у парня в горле.
– Работал на посту управления района Лихачества, следил за системой безопасности. Код мы меняли два раза в год, – отвечает Тобиас.
– Какая удача, – заявляет Калеб, напряженно глядя на Тобиаса.
– Фортуна ни при чем, – парирует тот. – Я устроился туда, чтобы иметь возможность выбраться.
Я вздрагиваю. Он уверен, что мы уже в ловушке. Я еще никогда не думала о нашем положении подобным образом, и, видимо, зря.
Мы движемся плотной группой. Питер прижимает к груди окровавленную руку, ту самую, которую ему прострелила я. Маркус поддерживает его за плечо, чтобы тот не упал. Калеб каждые пару секунд вытирает щеки. Я понимаю, что он плачет, но не могу его утешить. Не знаю почему, но сама я не плачу.
И я просто выхожу вперед. Тобиас молча нагоняет меня и идет рядом, одно его присутствие помогает мне продержаться.
Огоньки – первый признак, что мы приближаемся к району Товарищества. Яркие точки постепенно увеличиваются, превращаются в квадраты и, наконец, в залитые светом окна. Это небольшое скопление деревянных и застекленных домов.
Но прежде предстоит миновать сад. Ноги начинают увязать в мягкой почве, ветви деревьев над головой переплетаются, образуя тоннель. Между листьев висят потемневшие, тяжелые плоды. В нос ударяет резкий сладкий запах подгнивших яблок на влажной земле.
Маркус решительно отходит от Питера.
– Все за мной, – произносит он.
Он ведет нас мимо первого здания ко второму, держась левой стороны. Все строения, кроме теплиц, сделаны из грубо обработанного темного дерева и не покрашены. Из открытого окна слышится смех. Контраст между весельем и отчаянием каменной немотой, которая царит внутри меня, разителен.
Маркус открывает одну из дверей. Здесь отсутствуют меры безопасности – члены Товарищества слишком часто переступают линию, отделяющую доверие от глупости.
Сначала я слышу лишь скрип наших ботинок. Калеб уже не плачет, похоже, он успокоился.
Маркус останавливается на пороге комнаты, и перед нами предстает Джоанна Рейес, представитель Товарищества в правительстве. Я сразу узнаю ее. Джоанну забыть невозможно. Шрам рассекает ее лицо – от правой брови и до верхней губы, упирается в незрячий глаз и мешает ей говорить, заставляя шепелявить. Я навсегда запомнила ее голос. Если бы не этот рубец, она была бы настоящей красавицей.
– О, слава богу, – произносит Джоанна и идет Маркусу навстречу – с распростертыми объятиями, но лишь слегка касается его плеч. Думаю, она хорошо помнит, что альтруисты не любят физического контакта в повседневной жизни.
– Другие члены вашей фракции добрались пару часов