По кому палка плачет? Рассказы о рязанских юродивых. Игорь Евсин
родительским сердцем, что сын не вернется.
«И ради чего я терпел батюшкины побои?.. Ушел бы не спросясь, да и дело с концом. А может, у меня крест такой, который я должон нести… Коль подумать, то не мужики меня бьют, а бесы, что через них действуют…»
Через неделю нашел он в себе силы подняться и прийти в соборный Успенский храм Вышенской обители. Сильная головная боль не давала молиться, но Круглов знал, что в храме ему будет лучше, даже если он где-нибудь в уголке посидит на скамеечке. В храме всегда лучше…
После службы Николай, превозмогая головную боль, подошел к иконе своего небесного покровителя и прикоснулся к ней головой, тем местом, на которое пришелся удар табуреткой. Поднимаясь, он задел лампаду, висевшую пред иконой святителя. Она наклонилась, и немного лампадного масла пролилось Николаю на голову. И – вот чудо! – боль сразу прошла. Круглов вернулся в гостиницу, долго размышлял над исцелением и в конце концов дал Богу обет юродствовать. Лаять и кукарекать, как о том говорил и своим родителям.
Чудно́е желание странствовать подвигло Круглова в путь. Благословился он у игумении и отправился в Николо-Чернеевскую обитель. Шел по лесной, от синих теней деревьев узорчатой, расписной дорожке и размышлял о том, как был побит Евпсихием. А еще думал о странности своего желания. Он и сам не знал, чего хотел. Ощущение какого-то большого, важного дела, которое он должен был исполнить, но пока не исполнил, влекло его в дорогу. «Мало того что не сделал, да еще забыл, что надо сделать… – с горькой усмешкой думал Николай. – А может, Евпсихий мне память отбил? И чего он тогда так разъярился? В чем я был виноват?»
Много разных мыслей роилось в голове. И вдруг одна из них по-пчелиному зажужжала в ушах и больно-пребольно ужалила Круглова! «Лаять и кукарекать обещался и еще… еще…» И тут Николай Савельевич без памяти рухнул на землю.
Очнулся в крестьянской избушке, в которой кисло пахло овчиной. Около него возился согбенный, как вопросительный знак, мужичок.
– Очнулся, милок. Ну и слава Богу. Ишь как тебя разбойники-то побили. Шваркнули по голове дубиной, сознания лишили. Думали хоть что-то найти у тебя в суме. А там только хлеб да вода… Хорошо, наши робята чернеевские заприметили нехристей и выручили тебя из беды. Так что благодари помощника путников Миколу Угодника за спасение, обитель которого рядышком цветет-процветает.
– Я у Николо-Чернеевского монастыря на койке валяюсь?
– У него самого, милок, у него самого.
И тут Круглова осенило: «Так вот что я забыл сделать! Своего покровителя, святителя Николу, за исцеление на Выше поблагодарить! Я ж после исцеления опять обещался кукарекать, лаять, скакать… Добре, добре, что дубина разбойничья меня вразумила да к Никольскому монастырю прибила».
И поселился Круглов в селе Старое Чернеево, у похожего на вопросительный знак крестьянина. По утрам и вечерам будил округу петушиным криком, а когда мимо его дома проходил злой человек, то начинал на него лаять. А праздничные крестные ходы встречал, как-то странно подскакивая.
Некоторые