Аврора, или Утренняя заря в восхождении. Якоб Бёме
ужас, но ликующий ужас радости, который находит свою матерь столь жидкой, мягкой и кроткой, что от этого он теряет свое огненное право (sein feurig Recht) и становится в свободе вечной воли в центре белым, ясным, прозрачным, приятным и радостным, и таким образом доходит до пятого вида природы, т. е. до блаженной любви!»[32] Так в торжествующей радости света возникает «блаженная любовь».
Таким образом, блаженная любовь, согласно Бёме, происходит из «сжатого ужаса», словно рождение новой жизни из «терпкой смерти»: «Ибо тогда молния с великим стремлением желает матери своей в пищу. Здесь-то и совершается настоящее рождение жизни, ибо она есть возжжение света в терпкой матрице, когда суровая терпкость превращается в кротость»[33].
Таковы шесть качеств: терпкое, горькое, огонь, вода, свет, любовь. К этим качествам добавляется еще и седьмое: тон, или звук, как единое, общее выражение всего процесса и его этапов. Именно здесь, собственно, и начинается подлинное проникновение в то, что составляет сущность учения и языка Бёме. Ибо его личность полностью присутствует в его «описании», и в этом отношении его можно, пожалуй, сравнить с Сократом, в котором, по меткому замечанию Гегеля, впервые в истории человечества совершилось обращение сознания внутрь. И это обращенное внутрь сознание проявлялось в Сократе «как в первом, явившем пример такого обращения, – антропологически, между тем как позднее оно сделалось одною привычкой»[34]. И для Бёме личное представление о мире истинно лишь настолько, насколько оно сформировано вместе с сознанием самого Бога. Поэтому чрезвычайно важно уяснить, что бёмевские понятия «любви», «вечной Премудрости» и т. д. суть определения единого живого Бога, Которому свойственны динамические определения движения и созидания.
«Ибо существо Божие – как колесо, в котором много колес вделано друг в друга, и наискось, и вверх, и вниз, и они все вместе непрестанно обращаются: и вот, видишь колесо, и весьма изумляешься, и однако не можешь сразу ни изучить, ни постигнуть его в его обращении… Так и я: что в одном месте опишу я недостаточно об этой великой тайне, то ты найдешь в другом: чего я не могу описать в этой книге из-за пространности предмета и моей невразумительности, то ты найдешь в следующей. Ибо эта книга есть лишь первый отпрыск этой веточки, которая зеленеет в своей матери; подобно ребенку, который учится ходить и не может сразу быстро побежать»[35].
«Как мифологии и теогонии народов предшествовали науке, – говорит Шеллинг, – так и Бёме рождением Бога, как он нам его описывает, предшествовал всем научным системам новой философии»[36]. То же самое можно сказать и о бёмевском определении Божественной Сущности, которая – с нашей человеческой точки зрения – теряется в бездонной глубине Безусловного, отчего Бёме говорит о Бездне (Ungrund)[37], или Безосновном, не нуждающемся
О тройственной жизни человека. Гл. II, § 72–73 //
О тройственной жизни человека. Гл. II, § 73 //
Аврора. Гл. XXI, § 61–63. «Но не следует думать, – предостерегает Бёме, – будто Божество получает начало и изменение. Нет, я пишу так лишь для того, чтобы показать,
Ни в «Авроре» (1612), ни в произведении «О тройственной жизни человека» (1620) он еще не нашел этого выражения для определения Бога, и потому слово