Мастер побега. Дмитрий Володихин
похлопать по плечу. Один капрал протянул им фляжку: «Хотите выжрать?» – но Рэм, ни слова не говоря, прошел мимо. Ему бы сейчас не расслабиться, а сосредоточиться на полную катушку. О Фильше и говорить нечего: хонтийцы спиртягу не жрут, им вера запрещает.
– Они же все бухие, Рэм! Они же вдрызг!
– Отлично, Гай. Не ссы. Тем позже разбегутся…
Добрались. Рэм устроил «Дурехи» так, чтоб ей удобнее стоялось. Примерился. Поправил. Огляделся. Две линии окопов, заполненные бухими тараканами. Отдельные стрелковые ячейки тут и там. Чуть правее, на возвышении, – две противотанковые пушки. Еще две должны быть в центре, но их не видно. Где-то там, рядом с ними, засел Дэк Потту с Козлом и еще пулеметчик… как же его? Толстый такой. Ну, толстый и толстый, скоро похудеет. На войне все скоро худеют, кроме тыловой сволочи. Еще дальше, за расчетом Дэка, окопались Белый и капрал Ваду. Там же огнеметная команда и НП ротмистра Чачу.
По большому счету, для танкового клина федератов это не преграда. Так, скушать на завтрак, слегка оцарапав нёбо какой-нибудь особенно упрямой косточкой. Южане – серьезные ребята И к драке они хорошо подготовились, может быть, даже лучше, чем Империя, – непонятно почему! Только это если брать в расчет свежих, не измотанных федератов. Не битых, не терявших людей при прорыве других оборонительных линий, не попадавших под бомбежку. А те, кто сегодня придет за жизнью Рэма и остальных ребят, – те уже давленые-травленые, до смерти уставшие. Им уже белый свет с копеечку…
«Есть шанс…»
Ему бы очень хотелось, чтобы какая-то огромная надмирная сила закрыла его от пуль и осколков, не пустила бы к его плоти и костям гусеницы танков и штыки пехотинцев. Вот только назвать ее и призвать ее на помощь Рэм не умел.
Посмотрел на бледного Фильша. Дрожит, сучонок. Но хоть не треплется. Есть у него такая дурь: только наметится серьезная драка, и его тут же на болтунчик пробивает.
– Молись, Фильш.
– А? Да. Но я же по-своему, ты ж понимаешь.
– Да хоть как. Молись.
И тут с неба донесся знакомый гуд, самый пакостный звук изо всех, какие производит на свет война.
– Басовито они… зудят. Что за…
– Штурмовики, Фильш. Нас будут выглаживать долго и нежно, Фильш. Зарывайся поглужбе, носатый хрен!
Хуже этого ничего быть не могло. Штурмовик «Бронекрепость», по сути, такой же танк, только летающий и к тому же начиненный бомбами, как беременная рыба икрой.
– Сейчас, гадина, станет пикировать…
В отдалении жиденько затявкали зенитки.
«Почему их всегда так мало?» – это была последняя здравая, доведенная до логического финала мысль Рэма Потом сверху раздался надсадный рев пикировщика, земля встала и пустилась в пляс, их с Фильшем трясло, плющило, засыпа́ло комьями чернозема… «Дурехи» куда-то полетела… тупая рожа убитого ополченца… ох, больно… твердая… штука… да сколько можно… с-сволочь… оглох… не слышу ни рожна… оглох… где… свет… как же много на мне земли… тяжело… наверное, всех уже положили… опять…