Улица вечерних услад. Елена Сазанович
– лучшее место жительства для мышей. Поскольку они вольны распоряжаться своим временем. И в любую минуту могут легко проникнуть через прутья на волю. В общем, я ничего в этой обстановке не понял.
– Ну ты и тупой, Лоб, – заявила Вера, усевшись на каком-то ящике. И затягиваясь глубоко сигаретой, когда я попытался разузнать, что все это значит. – Ну в кого ты такой тупой? – не унималась она. – Ты просто слушай, что говорят старшие.
– Это ты-то старшая? – съязвил я.
Она утвердительно кивнула.
– Семь лет разницы – это много, Лоб. – Я, можно сказать, тебе в матери гожусь.
– Мамочка, – гнусаво пропел я. И протянул к ней руки. Она хлопнула со всей силы меня по рукам. Я разозлился и шпульнул в нее огромной шишкой. Она легко увернулась. И как тигрица прыгнула на меня. И повалила на пол. И заломила вверх руки.
– Вот так, Лоб. К чему приводит непослушание. Тебя еще можно в угол ставит, Лоб. – И она больно щелкнула меня по лбу.
Она была на полторы головы ниже меня, эта чертовка. Я легко мог поместить ее подмышку. И я никак не мог ожидать, что в ней столько силы. И с этого дня я зауважал ее. Как своего парня. И мы даже подружились. Хотя отца я долго не мог понять.
– Если бы жива была бабушка, она все равно бы умерла, увидев эту беспризорницу. В нашем благовоспитанном доме, – выговаривал я отцу, важным шагом расхаживая взад-вперед по комнате. – Я не спорю, мой дорогой отец, – продолжал с пафосом я, – фигурка у нее – класс. Любая девчонка может позавидовать. Хотя личико… Нет, отец? Личико – так себе…
– Перестань паясничать, – перебил меня отец недовольно.
– Во всяком случае я благодарен тебе, что ты принял ее… Без всяких…
– Ну, отец! Не стоит благодарности! Я понимаю, что взрослому мужчине время от времени нужна женщина, – попытался сказать я как можно серьезнее. – Но это не значит, что нужно сразу тащить ее в дом.
– Сколько жизненного опыта, сын мой! – и отец хлопнул меня по влечу.
Я его хлопнул в ответ. Но гораздо сильнее.
– Честно говоря, меня мучает один вопрос, старик. О чем с ней можно разговаривать? Она даже понятия не имеет кто такой Кафка. А когда я спросил, что такое рококо. Она ответила – пирожное.
– Никогда не задавай женщинам слишком много умных вопросов, Костя, – рассмеялся отец. – От них они быстро стареют. И по – том. Твой жизненный опыт на сей раз подвел тебя.
– Ты о чем? – не понял я.
– Чтобы любить – общие темы для разговора не обязательны. А иногда они только мешают. Усвоил?
В дверях показалась каштановая головка. И остренький носик.
– Лобовы! Обед готов!
Мы с опаской переглянулись. И наши опасения оказались ненапрасны.
В наших тарелках покоилось нечто липкое, вязкое, серо-буро-малинового цвета. Нечто вроде смеси манной каши, творога и переспелой малины. В общем, в наших тарелках умещалась вся жизненная философия Веры.
– А вообще-то вкусно, – с трудом выдавил из себя отец. И поперхнулся.
Ну что тут возразишь против