Нежелательный вариант (сборник). Михаил Веллер
потянулась и пошла обратно, запустив:
– Следущи-ий! кричит заведущий!..
Синяя лаковая стрекоза прервала свой полет, спланировала на предмет и уселась, двигая прозрачными крылышками.
Из рюкзака торчала стриженая мужская голова.
– С благополучным приземлением, – пожелала голова, скосив глаза вверх. Выпятила нижнюю губу, дернулась и фукнула: – Пшла на хуй, сука.
Стрекоза переступила по волоскам, оскорбленно снялась и исчезла.
Визжа и раскачиваясь, как выползающая на-гора вагонетка с рудой, близился второй рюкзак. Медсестра остановила его метрах в двух, оценила интервал и двинулась за очередным.
– Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь? – приветствовала первая голова, церемонно кивая. – Как вы перенесли путешествие?
– От этого скрипа уши закладывает, – пожаловалась вторая голова. – Телега-то опять немазаная.
– Это входит в программу. Звуковой фон – разнообразие: дополнительные раздражители.
– Вот именно, что раздражители. Колесо – оно требует смазки. Каши маслом не испортишь.
– Это ничего… главное – чтоб обувь была разношена и гвоздь в пятку не лез!
И оба подсмеялись привычной шутке.
Третья голова выглядела вовсе древней, ископаемой. Лысо-седая, водянистые глазки запрятаны среди коричневых пигментных островков, и ее единственный зуб, длинный и желтый, торчал из-под верхней губы, как щуп. Рюкзак ей достался плохой, последнего срока, слинявший и застиранный до белесости, и с грубой заплатой на месте кармана. Она смачно харкнула, едва не пришибив божью коровку, хлопотливо сновавшую вверх-вниз по травинке в охоте на тлей, и прохрипела:
– Курить-то когда?
– Некомпанейский вы народ, гринго! Обождите, пока замыкающие подтянутся. Эй, в хвосте, шире шаг!
– Висельники…
– Великолепная семерка!
– Семеро смелых.
И туловища, оснащенные головами, разместились на дистанции променада. Не то десант пришельцев на воздушной подушке, не то кладовая сорокопута. Покойно улыбались, жмурясь солнышку.
Медсестра обошла гирлянду с пачкой «Беломора», вставляя каждому в рот папиросу и поднося спичку. Семь струистых дымков пихнулись в воздух, как пробный выдох отдыхающей гидры.
Назрел момент приязненной, необременительной беседы, которая выразила бы все очарование бытия в простых и небанальных словах.
– Не тот стал беломор, – сказал один, закусив мундштук в углу рта.
– Дрянноват, – согласился другой.
– Да, был когда-то знаменит ленинградский, первой фабрики имени Урицкого, – вздохнул под березой крайний.
– Ага, Моисей Соломоныча, начальника питерской чеки.
– Да при чем тут Соломоныч!..
– А все испаскудили.
– Кубинским табаком набивать стали, – донесли с другого конца проволочного телеграфа.
– Фиделю его в зад набить, пусть сам курит.
– Что б ты понимал, гаванские сигары самые дорогие в мире.