Япония: путь сердца. Татьяна Григорьева
на разрезе мира по определенному направлению, в определенной плоскости и старался понять строение мира по этому, на данном этапе меня занимающему признаку»[41]. Не удивительно, что «точка» для Флоренского – не начало линии, а символ Единого. В точке все сходится: пустота и полнота, свет и тьма, мир видимый и невидимый (она есть и не есть одновременно), соединение единицы и нуля. Прямая же линия, по Флоренскому, – это машина для уничтожения реальности. Не линия состоит из точек, а точки составляют линию, и лишь восходящая вертикаль обусловливает пространственный синтез[42].
Из сферы внешнего мысль проникала в сферу внутреннего, внутренне центрированного, – от количественного измерения к качественному. «Квадратные» почуяли в этом стремление к свободе и запретили «Словарь символов» со статьей Флоренского. Но интерес к сакральной «точке», микромиру, где совершается акт творения, не мог уже исчезнуть, знаменуя переход от мертвой схемы к Жизни.
Илл. 21. Константин Циолковский
Чему быть, тому не миновать: явились русские космисты. Константин Циолковский размышляет о Нирване, изучает санскрит. «Нулевые ощущения также бесконечно разнообразны. В идеальном виде это есть небытие. Не смерть, а именно – небытие. Но есть ли жизнь только взбаламученный ноль»[43], – пишет он. Для Циолковского преисполнено смысла каждое мгновение, каждый атом: «Ни один атом вселенной не избегнет ощущений высшей разумной жизни. Если космос имеет причину, то и причине этой мы должны приписать такие же свойства – всеобщей любви. Причина создала вселенную, чтобы доставить атомам ничем не помраченное счастье. Она поэтому добра. Значит, мы не можем ждать от нее ничего худого»[44]. Ну а поэт Николай Гумилев скажет: «Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе». Какой же всемирный грех взяли на себя те, кто решился расщепить божественный атом, ген Жизни!
Гений Льва Толстого проник в суть Перемен, поверив в расширение сознания: «Нет ни материального, ни духовного, а есть только мое прохождение через пределы вечного, бесконечного, которое есть Все само по себе и вместе с тем Ничто (Нирвана). Освобождение – в самоотречении. Освобождение – в углублении духа в единое истинное бытие, оно же есть Брама – Атман, основа всякого бытия и истинная сущность человеческого духа. Брама есть свойственное человеку истинное Я, сущий во мраке телесного Атман, Единое, Целое, Вечное. Человеческое Я есть земное воплощение Атмана, земное проявление его»[45]. Лев Толстой говорит о том, что мы существовали прежде этой жизни, хотя и забыли об этом. Лейбниц называл «вечную часть нашей нравственной природы» монадой, Гете – энтелехией. Но, в сущности, одна есть религия – «это та, что одно во всех. „Tat twam asi“ – „Кто ты?“ – „Я есмь ты“»[46]. Не случайно Лев Толстой является одним из любимых писателей в Японии. По признанию Като Наоси, мало найдется духовных вождей в его стране среди христиан, буддистов, которые не обязаны были
«Литературная газета» от 30 ноября 1989.
Статья Павла Флоренского «Точка», предназначенная для «Словаря символов» появилась много позже в «Памятниках культуры» (М., 1982).
Циолковский К.Э. Нирвана. – Калуга, 1914. – С. 1, 5.
Циолковский К. Э. Воля вселенной. Неизвестные разумные силы. – Калуга, 1928–1930. – С. 6–7, 30.
Цит. по: Бунин И. А. – Собр. соч. – Т. 9. – М., 1967. – С. 50.
Цит. по: Фет А. А. – Соч. – Т. 2, – М., 1982, – С. 279.