Второе пришествие. Владимир Моисеевич Гурвич
шуму затихнуть. – Бурцев наклонился к Введенскому. – Все случится совсем скоро, поверь мне на слово.
– Что случится?
Бурцев хитро посмотрел на приятеля.
– Что надо, то и случится. Смотрю я на тебя и дивлюсь, ты, словно живешь на необитаемом острове. Ничего не замечаешь, ничего не слышишь. Целиком сам по себе.
Введенский ненадолго задумался.
– В каком-то смысле так оно и есть. Пока работал над книгой, почти отключился от остального мира. Ты же сам меня торопил с е окончанием.
– Но отключаться я не просил, – улыбнулся Бурцев. – Тогда докладываю: такого недовольства существующим строем не наблюдалось давно. Обстановка, как поднесенный в огонь прут, быстро накаляется.
– Или ты и твои друзья ее накаляют, – уточнил Введенский.
– Не буду отрицать, мы вносим свою скромную лепту. Но мы лишь подбрасываем дровишки в уже разгоревшийся костер. И твоя книга одна из них. Причем, весьма горючая. По крайней мере, мы постараемся ее такой сделать.
Введенский в очередной раз за этот день подумал о Вере.
– Дима, я прошу тебя не предпринимать ничего в этом плане без моего ведома, – обеспокоенно произнес он.
– Не могу обещать, на кону слишком большой приз.
– И что за приз?
– Судьба страны, свобода. Тебе этого мало? Надо что-то еще?
– Да, нет вполне достаточно, – без энтузиазма проговорил Введенский.
– Уж очень ты, Маркуша, аполитичный, – вздохнул Бурцев. – Так в наше время нельзя.
– А если не хочется окунаться в политику?
Бурцев покачал головой.
– Все равно не получится. Ты теперь повязан с нами своей книгой. Это я тебе, как лидер партии говорю. Поэтому хочешь ты того или нет, но ты наш. – Бурцев хлопнул Введенского по плечу.
А если Дима прав, с тревогой подумал Введенский. Участие в этом радикальном, антиклерикальном движении Вера уж ему точно не простит.
– Предупреждаю, я буду всеми силами стараться держаться в стороне.
– Держись, – засмеялся Бурцев, – только все равно ничего не получится. – Он вдруг стал серьезным. – Ты же историк, неужели не понимаешь, что история – это карусель. И кто попадает в нее, того она и начинает кружить.
– Я попал?
– Да, Марк, и от тебя уже мало что зависит. Скоро ты в этом убедишься.
У Введенского сжалось сердце от предчувствия правоты друга. Хотя до сегодняшнего момента он никогда не считал его пророком.
– Посмотрим, – все же решил не соглашаться с ним Введенский. – А теперь прошу, отвези меня домой. Что-то я немного устал.
Но усталость тут была ни причем, ему вдруг остро захотелось остаться одному. Бурцев друг и много для него делает, но сейчас Введенский испытывал по отношению к нему раздражение. Он вовлекает его в события, в которых он бы предпочел не участвовать. Он ученый и хочет им оставаться до конца своих дней. А свергать прогнившие политические режимы не его миссия. И даже не понятно, почему Дима так упорно