Хутор Магистра. Д. Ман
Поэтому для тяжёлых работ я решил привлечь Одина. Один меня не нервировал, не болтал ни о чём, как Юзек. Он молча сидел, уставившись в газету, и ждал указаний типа «подними, подержи». Я ещё тогда удивлялся его пристрастию к чтению.
– И о чём ты там читаешь, что там интересного?
– Я всё подряд читаю, для меня ничего интересного нет, но я думаю, что этого Второй хочет.
Вот и весь его ответ.
Из сторожки на хутор был проложен кабель, служил он для тревожной кнопки. Если кто-то врывался на территорию деревни, охранник нажимал кнопку и весь хутор был оповещён о нарушении внешнего периметра. Пока я ремонтировал буханку, мы эту кнопку использовали для сообщения Юзеку об окончании работ. Мол, пора за нами идти.
Наконец, все работы были окончены, и мы вызвали Юзека. Он пришёл и, увидев наши чумазые рожи, сказал:
– Вас бы сейчас в озере отмыть… но вам повезло, там Василиса баню затопила.
Эта мысль об озере засела у меня в голове, я ещё там не был, только любовался издали, всё времени не было. А день был жаркий, и я принял решение.
Захватил мыло, полотенце и направился к озеру. Зашёл в воду по колено, поближе к камышам. Везде на дне песочек, вода прозрачная, прямо у берега мальки плавают. Намылился весь, потом голову намылил и лицо… и почувствовал чей-то взгляд, а потом смешок. Я на лицо воды плеснул, глаза протёр и обалдел. В воде, в нескольких метрах от меня, плавала женщина… голая. Волосы длиннющие… за ней как будто шлейф по воде тянулся. У меня же интуиция, или как там про меня Магистр сказал… эмпат я. Чувствую, что никакой мне от неё угрозы нет, вроде интерес просто, любопытство. Нырнула, и нет её. Я уж волноваться стал, не утонула ли? Нет. Вынырнула. Глаза круглые, рот открыла…
– Овый?
Вроде как вопрос задаёт, только я не понял. А она опять:
– Овый?
Тут до меня дошло, что она спрашивает.
– Новый, – говорю. – Новый, недавно здесь. Николай.
– Овый Иколай? – спрашивает эта баба водоплавающая.
Я головой закивал, а сам назад к белью своему отступаю. Думаю хоть полотенцем обернуться. Неудобно перед женщиной… в чём мать родила. А она руку мне протягивает открытой ладонью наружу и опять лопочет:
– Овый Иколай, онфеты…
Я уже на берегу стою, полотенцем обернутый, а она опять:
– Онфеты…
Чувствую, просит что-то, а у меня вообще ничего кроме мыла нет. Ну, я ей так и сказал:
– Ничего у меня кроме мыла нет.
– Ет? – потом фыркнула, отплыла, обернулась опять на меня смотрит, изучающее так…
– Овый ах, Иколай ах, ах, ах.
Чувствую, сердится, но почему-то ахает, мной, что ли, восхищается… Потом нырнула, и я больше её не видел. Я у бережка обмылся, плавать расхотелось, оделся и на хутор.
Мужики после обеда во внутреннем дворике отдыхали. Я сразу их и огорошил. Думал, что огорошил.
– Мужики, там, на озере баба водоплавающая…