Ниихау. Последний гавайский остров. Romans Arzjancevs
Натолкнувшись, у меня возникло такое же ощущение, как когда я ехал по старой ухабистой дороге в Пуако. Похоже, все должно состоять из пыли, деревьев киавы и песчаной бесплодной почвы. Большое различие в этом путешествии Ni’ihau состояло в том, что кое-где мы увидели несколько голов крупного рогатого скота, а в другом месте поголовье овец. Только когда мы вошли на окраину Пууваии, мы увидели прохладный ярко-синий океан за береговой линией, защищенной дюнами, и почувствовали уверенность в том, что вид на море, кажется, дает нам возможность почувствовать себя на острове как дома.
Дома Пуувайи напомнили мне о все еще гавайских общинах Северной Кохалы Макапала и Ниулии. Каждый дом Пуувайи имел свою веранду и был построен на посту и блокировал фундамент довольно высоко над землей. Каждый выветренный темно-зеленый деревянный дом и просторный двор, отделенный низкой каменной стеной от соседа. Почти в каждом дворе паслась лошадь. В самом центре деревни, в тени огромных, изогнутых деревьев киавы и ограниченных невысокой каменной стеной, находилась церковь Ниихау. На том основании, недалеко от деревянного церковного здания в стиле Новой Англии, увенчанного шпилем, находились три небольших деревянных здания, в которых размещались младшие, средние и верхние классы школы Ниихау.
Все население острова, которое тогда насчитывало около 280 гавайцев, и древний японский пчеловод Синтани, поприветствовали нас. Впервые я услышал только тихую музыку гавайского языка, на котором говорят в Ниихау, и когда-то на этих островах говорили исключительно везде. Впервые я увидел деревню, которая, за исключением Shintani, была гавайской – с мягкими яркими глазами, расслабленным достоинством, спокойной силой и юмором, тонким чувством уединения и в то же время открытостью «E Como Mai’, Алоха. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что, хотя он был этнически японцем, Синтани тоже стал гавайцем. Здесь была атмосфера, которая дала незнакомцу ощущение, что он открыл альбом, страницы которого погрузили его в жизнь столетия назад.
Со смесью ностальгии, любопытства, волнения и удивления я провел следующие три часа в Пуувайи. К двум часам дня мы вернулись на борт десантного корабля, направлявшегося в Кауаи. Не такой изменчивый переход, как утро. Возможно, я все еще был слишком погружен в созерцание всего, что я видел и чувствовал на Ниихау, чтобы быть обеспокоенным морской болезнью.
Я закончил этот первый визит с одной твердой идеей, закрепленной в моей голове. Однажды, однажды, я должен написать что-нибудь о Ниихау. Когда я вернулся домой на плантацию Кохала и в наш дом в квалифицированном лагере Юнион Милл Б, я записал все свои впечатления об этом первом посещении, но я уважал просьбу Робинсона, чтобы мы не давали такие сообщения прессе.
Этот период конца 1960-х и 1970-х годов был политически периодом спасения путем сохранения, с которым я совсем не согласен, но мне любопытно видеть, что он применяется только в тех случаях,