Неразрывность. Хроника двух перерождений. Варвара Уварова
провёл по столу рукой и зажмурил глаза. Он был не так уж стар – он просто имел свою историю. Я почувствовал ладонью его шершавую поверхность, вспомнил, каким образом появилось большинство царапин на ней. Вздохнул несколько раз и открыл глаза. Отпустило. Комната вновь показалась уютной.
Я пошёл на кухню и приготовил кофе. Лениво прихлёбывая из чашки, я тупым взглядом уставился в угол кухни. В голову начало закрадываться ощущение бессмысленности потраченного времени и усилий.
Всё, если в течение следующих двух часов поиска я её не найду – буду пробовать другие варианты.
Взяв кружку с собой в комнату, я снова заскользил глазами по страницам. Вдруг сердце провалилось куда-то в желудок и перекрыло дорогу очередному глотку кофе. Я закашлялся. С экрана на меня смотрели её чуть асимметричные глаза, и кривой яркой полосой расплывалась неискренняя улыбка. Рядом с ней на фотографии была запечатлена русая девушка с неестественно полными губами.
Я нашёл её!
Я сразу перешёл на страничку того, кто выложил эту фотографию. Это была страничка русоволосой девушки. Согласно обнародованной информации, её звали Анна Самохина. Её страничка полнилась бессмысленными цитатами, собственными фотографиями в нарядных платьях, фотографиями стереотипных красавиц и красавцев. Мне стало смешно: её существо явно стремилось к созданию идеальных форм – для того чтобы вместить достаточно убогое содержание.
Но я отвлёкся.
Ощущая лёгкую щекотку в желудке, я перешёл на страничку Александры Криницкой, немного пролистал её… и окончательно разочаровался. Её страница пестрела такими же постановочными фотографиями, как и у её подруги, не раскрывающими ни обаяния, ни индивидуальности. Но я находил в каждой фотографии недостатки, вылезшие против воли хозяйки, и радовался им, как ребёнок. Стандартные лекала, по которым шились все эти роскошные платья, не могли повторить её удивительные, выдуманные природой в едином порыве вдохновения формы.
Ну как, роскошные. Дешёвые обёртки для дешёвых конфет.
Я же хотел её увидеть завёрнутой в белоснежную простыню, чтобы ничто не отвлекало от её красоты.
Но на фотографиях я снова и снова видел дешёвые, уродующие своей искусственностью кружева. Горечь разочарования жгла мне горло, и, тем не менее, я едва мог дышать от охватившего меня волнения. Я смотрел на её фотографии, и часть её красоты уже принадлежала мне. Теперь я имел материал, с которым мог работать.
Мне нужно было попробовать ещё раз поймать и запечатлеть то, что заставляло так колотиться моё сердце, но дать королеве, что скрыта глубоко внутри неё, другое имя, другие чувства, другие мысли, иную суть.
И я дам. Иначе – зачем я вообще был?
Сегодня у меня много работы.
Я полное ничтожество. Совершенно негодный художник. Всё, чего я смог добиться, – это повторить статичные и плоские изображения фотографий. В них не было того волшебства, что заставляло меня терять голову при виде девушки.
Неужели