В двух шагах от горизонта. Владислав Люшаков
небольшой скол переднего справа, аккуратный, не вульгарный, придающий дополнительный шарм ее веснушкам и прищуренным слегка от приподнявшихся щек карим глазам. Но тут же она пришла в себя, повернулась к следующему, завертела ложкой вдоль стенок стакана.
– Подождешь? Я скоро.
Что-то провалилось рядом и вокруг него. Он увидел черную бездну, которая лукаво смотрела на него, хитро щурясь. Ничего не зазвучало внутри, не побежали мурашки под рукавами, да и голос ее, немного осипший на холоде, растворился в шумной вязкой бесконечности, захрипела прокурено на морозе – Ma che freddo fa. Он почти испугался своему спокойствию, как диагнозу вошедшего в комнату доктора, и холод просочился под куртку и ущипнул под ребрами.
Тебе не холодно? – оставалось спросить.
Он кивнул, понимая, отошел в сторону. Люди подходили, брали свои одноразовые стаканчики, шли куда-то группами и по-одному. Она взглядом позвала его.
– Чаю хочешь?
Тут только он вспомнил, что ничего еще не ел, сразу булькнуло внутри. Она поняла без слов и налила. Пока он всасывал в себя короткими порциями горячую сладкую жидкость, она успела обслужить еще несколько человек.
– Давно ты здесь? – спросил он, делая паузу.
– Да как всё началось.
Он почти спросил, зачем ей это, что она в этом понимает и понимает ли, чем рискует, если попадет под раздачу, как те дети, которые тоже ничего не понимали, определив это место скорее для свидания, нежели какой-то серьезной политической акции с лозунгами и требованиями, которые, конечно же, были тоже, но с каждым днем занимали все меньше места в авангардной тусовке, где начинались знакомства, скорее всего, они были до смерти напуганы в первые мгновения, пытаясь спастись от безжалостных черных монстров, не знающих пощады. А после первого шока вскипел адреналин, вытесняя боль, чувство унижения и страх.
– Это сугубо личное.
Личное. Это у неё-то личное, подумал. Только здесь некому ее уговаривать быть пышной. Здесь каждый по сугубо личному, кроме, разве, тех, которые просто опешили от такого шквала, а после пришли с неостывшим возмущением.
– Так получилось.
Добавила она.
Конечно, получилось.
Она внимательно посмотрела на него.
– Сколько мы не виделись?
– Больше двух лет. А ты – с кем-нибудь живешь?
Она качнула головой, не меняя выражения лица. Тоже одиночество, дочь не в счет, как та, которая.
– С дочерью.
– Сколько ей сейчас?
– Увидишь. Скоро придет.
– Так сколько ей сейчас?
– Пятнадцать. А ты как сюда попал?
– Это тоже личное.
Здесь у всех личное, подумал.
– Нет, я серьезно.
– Я тоже. Я теперь безработный, могу делать, что хочу.
– Надолго?
Тревога и надежда прозвучали в ее голосе, – так должно было быть по сценарию, – но ничего не было, голос ее доносился издалека,