На чужом пиру. Серик Асылбекулы
проведать родителей и привезла от них подарок – невзрачного тонконогого жеребенка. Этот жеребенок вырос с статного скакуна, на котором не стыдно было появиться и на любых скачках и на кокпаре. Но и та радость как пришла и так ушла: как-то на вечеринке подвыпивший Алданыш подарил своего коня Турежану – бухгалтеру с центральной усадьбы «в знак дружбы». Турежан года два суетливо радовался каждой встрече с трактористом, заезжал в гости, но, убедившись, что скакун теперь действительно принадлежит ему, как в воду канул.
Кажется, и без того жизнь настучала по лбу Алданыша – больше некуда, а увидел камчу – стало еще горше – вспомнились былые раздумья о собственной глупости. Без умысла, просто чтобы не маячила перед глазами, сорвал он увесистую плеть и сунул за голенище вышорканных сбитых сапог.
С горькой решимостью ноги вынесли его к роднику. И точно, Макибай – демобилизованный сын хромой соседки, из-за которого и начались-то все несчастья, как ни в чем бывало садился в кабину голубой «Беларуси». «О, создатель! – пробормотал Алданыш. – И даже он…»
Даже этот вчерашний солдатик, за здоровье которого пил Алданыш в тот злополучный вечер, унижал его. Не в силах перенести явную несправедливость, он обиженно спросил:
– Эй, что это значит?
Макибай удивленно обернулся с растерянной улыбкой и дрогнувшим голосом поздоровался:
– Ассалаумагалейкум, ага!
– Уважил, сосед?! Ничего не скажешь, – гневно повысил голос Алданыш, воодушевленный тем, что хоть этот молокосос перед ним робеет.
– О чем вы?
– О тракторе, кончно… Почему ты сел на него без разрешения законного хозяина?
Макибай оправился от смущения и улыбнулся во весь рот:
– Странный вопрос, Алдеке. Трактор ведь государственный. Начальство приказало поработать на нем, вот я и сел.
Алданыш помолчал, скрипя зубами, не знал чем возразить на вежливый ответ юнца. Его взгляд упал на камчу за голенищем. Пока он шел, рукоять вылезла из сапога и бессильно волочилась по земле.
– Значит, моя беда тебе радостью обернулась? Поздравляю! – пробормотал Алданыш упавшим голосом, отвернулся и, потупившись, зашагал прочь. О чем еще говорить? Последняя надежда и та обманута.
Макибай помолчал, передернул плечами и захлопнул дверцу кабины.
– Что? Правда отдали? – спросила Уркия, едва он переступил порог дома. Хотя и спрашивать не стоило – по лицу все видно.
– Отдали! – буркнул Алданыш.
– Правильно сделали, заворчала жена. – Уже пятьдесять лет, а все по вечеринкам шастаешь. Говорила ведь – не ходи.
Алданыш скинул сапоги, лег на лоскутное одеяло. «Лежачего добивать – на это бабы мастера», – подумал и опять не нашелся, что ответить. Перемолчал.
В общем-то Алданышу на жену обижаться грех. В молодости она была приветливой и покладистой, минуты без дела не сидела. Но ему все казалось – чево-то не хватает. Как-то пожаловался