Московские бульвары: начало прогулки. От станции «Любовь» до станции «Разлука». Николай Ямской
дних лет – проживал со своей регулярно пополнявшейся детьми семьей аж у Сретенских ворот.
И свой главный ежедневный маршрут до 1-й Городской телефонной станции в Милютинском переулке, где он много лет трудился мастером участка, преодолевал неспешным шагом за какие-то семь – десять минут. По всем другим бытовым надобностям сподручней было пользоваться конкой – единственным тогда в городе общественным транспортом. Иное дело двенадцать лет спустя, когда эта монополия прочно перешла к вагону с электрическим мотором. Именно тогда – каждый по своему маршруту – по Москве покатили трамваи с литерами «А», «Б» и «В», которые Ян Викентьевич, как и все тогдашние москвичи, ласково называл «Аннушка», «Букашка» и «Верочка».
«Букашка» возила пассажиров по Садовому кольцу – это по ею «протоптанной тропе» ныне то едет, то стоит в пробках троллейбус с аналогичной литерой «Б».
«Верочка» тарахтела и «чапала» в районе Таганки.
А вот «Аннушка», которая впервые вышла на линию в 1911 году, в истории не только Москвы, но и судьбе нескольких поколений ее пассажиров сыграла особую роль. Да взять хотя бы мою родню! В год «Аннушкиной» премьеры у Яна Викентьевича и его супруги Марьи Алексеевны после четырех девочек и двух мальчиков родился третий, младший сын – впоследствии мой отец. После чего аж все последующие шесть десятилетий трамваи с литерой «А» ездили мимо раскиданных по всему историческому центру семейных гнезд моей родни. Словом, служили эдаким домашним перевозчиком.
Впрочем, маршрут был и без того замечательный. До октября 1917-го сами трамвайщики называли его «серебряным». Главным образом потому, что пассажир в «Аннушке» был преимущественно интеллигентным, чиновным. В общем, той породы, которая за проезд не медяками расплачивалась, а серебром и даже ассигнациями.
Оно и понятно. «Аннушка» двигалась по обводу исторического центра Москвы, ее самой нарядной части – представительской, театральной, магазинной. Да и сам по себе маршрут, на три четверти своей протяженности совпадавший с Бульварным кольцом, отличался особой живописностью. Так что пассажиры, заняв в «Аннушке» левые по ходу движения скамейки, зимой наслаждались видами укутанных снегами аллей. А летом обдувались из открытых окон ветерком, пронизанным свежестью густой, весело шелестящей на солнце листвы.
Напомню еще раз: другого общественного транспорта, кроме трамвая, в начале прошлого века в Москве не существовало. Первобытный выхлоп редких автомобилей погоды не делал. А полностью уступившие им впоследствии место конные экипажи производили всего лишь навоз.
Так что экология была будь здоров!
Единственным, так сказать, изъяном Бульварного кольца являлось то, что кольцом-то оно, по существу, никогда не было. О том, почему так получилось, разговор особый. Пока же обозначим границы разрыва: на западе оно обрывалось у Пречистенских ворот, а на востоке у Яузских.
Тем ценнее личный вклад «Аннушки», которая в годы своей молодости эту обидную незавершенность легко скрадывала. Ибо ни на западном обрыве кольца у Пречистенки, ни на восточном у Яузских ворот не разворачивалась, а продолжала свой круговой пробег по Кремлевской и Москворецкой набережным. Чем избавляла Бульварное кольцо от его «кольцевой неполноценности».
Любопытно, что такую же соединительную роль «Аннушка» сыграла в судьбе моих родителей. Ибо серьезно поспособствовала их решению создать семью. Впрочем, подробности потом. А пока ограничусь констатацией. В этом браке они прожили долгую и в общем-то счастливую совместную жизнь. Потеряв до войны сына, а во время нее – дочь, все-таки вырастили еще двоих сыновей. В том числе и вашего покорного слугу – автора этих строк, которого «Аннушка» потом возила по Бульварному кольцу добрых полвека.
Впрочем, если о самом маршруте, то он, увы, с годами все больше укорачивался. Трамвай потихоньку вытеснялся троллейбусом. В иных случаях стало гораздо удобнее пользоваться метрополитеном. Да и вообще с какого-то момента я вдруг обнаружил, что мне куда интересней ходить по Бульварному кольцу пешком. И при этом даже не сразу заметил, как оброс спутниками, которым такие прогулки тоже были в кайф. Попутно – вольно или невольно – стала формироваться некая довольно солидная копилка документальных материалов, личных впечатлений и чужих живых свидетельств об окружающей бульварной среде. Собственно, из всего этого и родилась, в конце концов, данная книга – довольно субъективная, чтобы повторять общие места; но все же и не столь оторванная от общепризнанных источников, чтобы махнуть на нее рукой, как на полную отсебятину. От дальнейшего самостоятельного углубления в предмет чтение предложенного текста вас конечно же не избавит. Но может, как минимум побудит. А еще, надеюсь, сократит хлопоты на изыскание того, что автор для себя уже открыл.
Кстати, далеко не все открытия обходились без «горчинки». Одна из них случилась в мае 1995-го. Тогда не стало матери. На следующий после похорон день ноги сами принесли меня на Сретенку, к старому семейному очагу. Потом вывели к одноименному бульвару. Да так, что, отмахав на каком-то нерве, считай, три четверти кольца в западном направлении, присел на скамейку только на самом излете Гоголевского бульвара.
Вот