Московские бульвары: начало прогулки. От станции «Любовь» до станции «Разлука». Николай Ямской
к небу клубах известковой пыли медленно тонет, но не сдается погибающий храм. А в финале оказываешься перед огромной горой строительного мусора, от одного вида которой у каждого нормального человека сжимается сердце…
Демонтаж «мечта мародера»
Между прочим, предшествующая подрыву процедура «обдирания» храма оказалась не менее впечатляющей. Даже много лет спустя Владислав Микоша – один из допущенных к съемке операторов «Союзкинохроники» – потрясенно вспоминал, как на чудесные мраморные скульптуры накидывали буксировочные тросы и за шею выволакивали наружу. Ангелов – так, что у них отлетали головы и ломались крылья – сбрасывали с высоты на землю, в грязь. Мраморные горельефы раскалывали. Порфировые колонны дробили отбойными молотками.
Санкционировавшая всю эту вакханалию власть, приговорив храм к уничтожению, по-своему, по-мародерски, повелела все более или менее ценное приспособить для нужд «народного хозяйства».
«А в России купола кроют золотом…»
Начали, понятное дело, с них. Ведь только на один, главный – тот самый, что при своей более чем стометровой высоте просматривался еще на дальних подступах к Москве, в свое время пошло более четырехсот килограммов драгоценного сплава. Кровлю из покрытой золотом меди с этого и других куполов курочили сотрудники хоз-службы тогдашней госбезопасности. После чего для смывки золота химическим путем отправили на завод имени своего тогдашнего начальника В. Менжинского. С четырнадцатью колоколами тоже не церемонились. Отнеслись как к обычному металлическому лому, присоединили к тому, что посрывали с других церквей. И переплавили в общем котле. Полученное сырье использовали для различных нужд, не обделив и пролетарское искусство. Например, использовали для отливки легендарного пограничника с собакой и других бронзовых скульптур числом шестьдесят четыре, что по сей день остаются главной приметой подземного вестибюля станции метро «Площадь Революции». В целости сохранился лишь один четырехпудовый колокол с башенных часов. И то лишь потому, что, временно складированный вместе со всем механизмом, через семь лет был пристроен на верхней площадке Северного речного вокзала.
«Изъять!» – читай «Уничтожить!»?
С такой же «революционной целесообразностью» был нанесен удар и по интерьерам. Для чего была даже создана специальная Комиссия по изъятию художественных ценностей. Кто и как в этой комиссии будет все в конечном счете решать, говорилось даже в самом ее названии. Ибо ключевым словом там было «изъять», а «сохранить» отсутствовало вовсе. Имеющиеся в госархиве протоколы комиссии – яркое тому подтверждение. Вот как, к примеру, советские «искусствоведы в штатском» распорядились храмовой живописью (протокол от 17 августа 1931 года). Оказывается, из всего имеющего неоспоримую художественную ценность богатства они повелели сохранить только по одной работе художников В. Сурикова и Г. Семирадского. Выполненная маслом по штукатурке работа «Тайная вечеря» последнего