013. Герман Харрисон
по воспитательной работе с личным составом. Это вызывало новый взрыв хохота, ведь я считался самым замкнутым и недалеким бойцом во всем батальоне.
После капитана слово взял капеллан и сходу оседлал любимого конька: мы всем обязаны Богу. Он не только защитил нас, но и дал возможность проявить себя. Потому что Он верит в нас, как мы в него. Если наша вера крепка, значит с нами Его сила, а значит мы победим, как победили вчера. Я видел, что слова капеллана находят отклик в глазах однополчан и чувствовал себя предателем.
Верить в Бога на войне – это не вопрос морального выбора, это вопрос здорового рассудка. Невозможно каждый день ходить по проволоке над пропастью и не верить, что кто-то невидимый держит тебя за руку. В бою не страшно, страшно перед боем думать обо всем этом. Сегодня ты полон сил и планов на будущее, но завтра твой взвод вернется с задания, а твоя койка останется пуста и вообще не останется ничего, как будто тебя никогда и не было.
Вот ты есть, щелк, тебя нет. И в этом щелчке вся бесконечность одиночества, словно в космосе, в котором нет ни звезд, ни света, ничего, кроме пустоты и холода. Ты один в непроглядной темноте. На кого ты можешь уповать там?
Я видел, как люди сходили с ума, когда начинали думать об этом постоянно. Каждый раз, когда погибал один из тех, кого они знали, они не могли не думать, что когда-нибудь придет и их час. Некоторые не смогли с этим справиться. Хорошо, когда их выявляли медики или сослуживцы до вылета, но иногда человек слетал с катушек во время боя и это было страшно.
Другими словами, вера у нас – это как предохранитель от короткого замыкания в голове. Бог защитит, а если смерть все-таки придет, он не оставит с ней один на один. У неверующих такой соломинки не было, поэтому они все считались кандидатами на срыв, никто не хотел служить с такими.
Капеллан сразу понял, что с верой у меня слабо. Он оказался при моем прибытии на крейсер, когда нам присваивали номера, мне достался номер с «13», а я и бровью не повел. В то время как одному парню за несколько человек передо мной достался номер с тремя шестерками, так он закатил истерику, что это число Зверя и лучше пристрелить его сразу.
Капеллан ничего не сказал, но стал присматривать за мной и все больше убеждался, что я не верю в Бога. Хотя сам я об этом помалкивал, знал, что ничего хорошего от таких признаний не выйдет. Не знаю, как он догадался. Возможно, по глазам во время проповедей. Каждый раз, когда он вещал о силе единства и упоминал о заблудшей овце, то взглядом находил меня и это видели все. Так я стал изгоем и здесь, на флоте.
Капеллан же решил взять на себя роль миссионера и скорее сдохнуть, но спасти мою душу. Или скорее свое самомнение. Наверняка он думал: какого черта этот сопляк себе возомнил? Слишком горд или слишком туп, чтобы отвергать Отца нашего? Капеллан вызывал меня на разговоры о Боге, о Его силе и мудрости, заставлял читать главы из Библии и Корана, а после разбирать их. От этого я не получал ничего кроме больной головы и смертельной усталости. Я пытался ему подыгрывать,