Сто шесть ступенек в никуда. Барбара Вайн
я обнаружила, что не в состоянии отвечать на вопросы, написать хотя бы слово. Так, например, мне было известно, что жерминаль, брюмер и фруктидор – месяцы французского республиканского календаря, и я даже знала (недавно прочла об этом, совершенно случайно), что их названия придумал Жильбер Ромм, но когда поднесла карандаш к бумаге, то почувствовала, что моя рука словно парализована. Я попыталась прочесть другие вопросы, но буквы прыгали у меня перед глазами, а когда я заставляла себя сфокусировать взгляд, мозг отказывался понимать смысл слов.
Это было почти смешно. Конечно, тогда я так не думала – только гораздо позже. Мне казалось жестокой иронией, что я, которую Фелисити причисляла к фаворитам – вместе с Эльзой, Паулой и зятем Рупертом, – сдала чистые листы, а жена бригадира, признававшаяся в невежестве, правильно ответила на три или четыре вопроса. Причиной моего провала стало не экзаменационное волнение и не чрезмерное количество вина, выпитого за ленчем, а исключительно эмоциональное, почти мистическое воздействие вопроса Фелисити, предназначенного для того, чтобы продемонстрировать интеллектуальное превосходство ее друзей над приятелями свекрови.
Я подняла голову и встретилась взглядом с Эльзой, которая мне подмигнула. Она усердно писала, и стало ясно, что у нее хорошие шансы выиграть бренди. Я размышляла, как лучше поступить: признать внезапное затмение ума или прибегнуть к хитрости, сказавшись больной и удалившись в свою спальню. Одновременно мой взгляд скользил по комнате, от Фелисити, которая опустилась на колени и помогала племянникам строить на ковре крепость из пластмассовых кубиков, к высокой, перегруженной украшениями и свечами елке в углу залы наискосок от камина, к двум широким окнам и унылым, влажным сумеркам снаружи, а потом снова к усердно строчащей Эльзе, к ее склоненной голове и прикушенной верхней губе. В комнате было тихо, если не считать потрескивания огня в камине и покашливания простуженной сестры Фелисити. Даже дети, увлеченные новыми игрушками, не издавали ни звука.
Я решилась. Останусь тут – и будь что будет. Какая разница? Люди радуются неудачам других. Я перевернула листы, чтобы черные буквы знакомого названия больше не тревожили меня, и протянула руку, собираясь положить карандаш в коробку на низком столике, куда торжествующая Эльза, закончив отвечать на вопросы, уже вернула свой, и в эту секунду входная дверь распахнулась, впустив в дом порыв ветра и Белл Сэнджер.
Парадная дверь в Торнхеме запиралась только на ночь. Думаю, сейчас там все изменилось. Тогда дверь почти всегда была не заперта, и все об этом знали, однако внезапное появление Белл все равно вызвало переполох в зале. Ветер выхватил листы с вопросами у участников викторины – буквально вырвал детище Фелисити из ее рук – и бросил в огонь. Она вздрогнула и негромко вскрикнула. Белл стояла на коврике – на самом деле это была шкура какого-то зверя – прямо у порога, взволнованная женщина с горящими глазами, с растрепанными ветром волосами и одеждой. Фелисити