Давай ограбим банк. Елизавета Бута
и колочу ею по стене. Особенного эффекта не наблюдается. Ударяю снова. На сей раз успешнее. Провожу рукой по месту удара. Там явно ощущается вмятина. По моим представлениям, гипсокартонную перегородку можно пробить одним ударом. Ничего подобного. Боевики врут. Ну, или я не Брюс Уиллис.
В конце концов, деревяшка все-таки пробивает дыру в стене. Здесь уже проще. Руками разламываю перегородку. Там небольшое продолжение закутка, заваленное строительным мусором. И на что я, собственно говоря, надеялась? Обнаружить здесь склеп маньяка?
В этот момент слышу какой-то шорох. Тут же оглядываюсь по сторонам. Черт! Ремень остался валяться где-то в другом углу, рядом с трубой. Если ударить пряжкой, можно вырубить человека. Сейчас у меня под рукой несчастная деревяшка.
О чем я вообще думаю? Кого я смогу вырубить деревяшкой? Я даже ударить не смогу. Убьют быстрее.
– Эй, – слышится голос Микки, – у тебя все в порядке?
– Издеваешься… – Я перелезаю через обломки перегородки и выхожу к нему. Он спустился сюда. Вид, полагаю, у меня устрашающий. Учитывая кусок деревяшки в руках и пыль с алебастром в волосах.
– Я еду принес, – будто оправдываясь, говорит он.
– Спасибо, – киваю я.
Знаете, это напомнило ситуацию, когда домашний, выхоленный кот встречает жирную крысу. Еще неизвестно, кто из нас больше боится. И кто из нас крыса.
– Послушай, выпусти меня отсюда, я никому ничего не скажу, – совсем жалким тоном говорю я.
– Тогда от Бонни откажутся. Если ради нее нужно будет тебя убить, я это сделаю, – совсем другим голосом говорит он. – Прости.
– Даже не сомневаюсь, – бормочу я.
Наблюдаю за тем, как он поднимается по лестнице. Швыряю в удаляющуюся фигуру деревяшкой.
– Я отомщу, – кричу я.
– Даже не сомневаюсь, – в тон мне отвечает Микки.
Смотрю на пакет с едой, который он мне принес. Там хлеб, бутылка минералки и яблоки. Только сейчас понимаю, что дико хочу есть. С наслаждением откусываю от еще теплой булки и выпиваю почти всю минералку залпом.
Следующие сутки проходят в прежнем режиме. То есть ничего не происходит. Микки больше не спускается сюда.
Когда паника проходит, становится понятно, что пытка только началась. Нет ничего страшнее, чем остаться наедине со своими мыслями.
От нечего делать начинаю изучать сваленные в кучу рисунки. В основном это эскизы татуировок. Причем из них, наверное, на десяти из пятидесяти изображен феникс, объятый огнем. И эта фраза вязью: «И пусть мосты, которые кто-то там сжигает, что-нибудь освещают». Поскольку эта фраза вот уже неизвестно сколько времени мозолит мне глаза, я ее ненавижу. Поначалу она казалась интригующей, сейчас уже нет.
Бонни вряд ли поправится. Если его сестра попала в клинику моего отца, то он бы сделал все, чтобы отправить ее на операцию. После того разговора, я его, конечно, ненавижу, но врач он хороший. И человек тоже неплохой. Просто он отец, он должен устроить личное счастье