Икона. Джорджия Бриггс
мне нравятся эти, – сказала я, схватив коробку с полки. Посмотрела на цену: не очень дорого.
– Точно? В этих часах даже нет встроенного будильника.
– Мне нравятся эти.
Дедушка забил гвоздь в стене, прямо над моей кроватью, и повесил часы. Ночами я лежу тут, свернувшись калачиком, и слушаю громкое тиканье часов. И я не думаю о тишине, по крайней мере, не так много… Кейт посапывает во сне.
Пасха
Я всё ещё лежу под кроватью. Так долго, что описалась, совершенно испортив белое платье. Но я по-прежнему не вылезаю из-под кровати. Я сжимаю тот деревянный предмет, который мама сунула мне в руку. Я даже не знаю, что это такое, но я сжимаю это так крепко, что больно пальцам.
Папин телефон начинает жужжать. Он, скорее всего, упал с тумбочки, потому что я вижу, как он светится на полу, в нескольких шагах от меня. Буквы складываются в имя «Марк».
Мистер Лиакос. Папин друг и чтец в нашем храме.
Я отпускаю деревянный квадрат, подтягиваю телефон под кровать, поближе. Он всё ещё звонит. Я провожу пальцем по экрану. Шепчу: «Алло».
– Алекс? – пробивается ко мне голос мистера Лиакоса, такой маленький и словно укутанный в мягкий шарф.
Я чувствую, как по моим щекам бегут слёзы.
– Алекс, алло!
Заставляю себя произнести хоть что-то.
– Это Ефросинья.
– Малышка, я могу поговорить с папой?
Слёзы начинают катиться неудержимо. Я уже просто реву в телефон.
– Ефросинья, малыш, а папа рядом? У вас всё в порядке?
– Я боюсь выйти, – плачу, – я боюсь! Я не хочу вылезать отсюда. Я думаю, что я только одна…
– К вам приходили? Деточка, расскажи, что там у вас случилось?
– Были мужчины с ружьями, и мама сказала, чтобы я спряталась под кровать, а папа пошёл, и я слышала выстрелы, и я думаю, что только я… я…
– Так, оставайся на месте. Я скоро буду.
– Хорошо, – проскулила я.
Экран вспыхнул ещё раз, прежде чем телефон отключился. И я опять осталась в темноте. Я просто лежу и стараюсь ни о чём не думать.
Внезапно я чувствую движение в доме. Кто-то идёт по коридору прямо к спальне. Вижу голубой свет на полу, он перескакивает через какие-то тюки, свёрнутое одеяло, игрушки Хёрши.
– Ефросинья, – до меня доходит голос мистера Лиакоса. Щелчок, и комнату заливает свет. Жёлтое свечение кажется болезненным. Снаружи по-прежнему темно.
Появляются блестящие чёрные туфли мистера Лиакоса. Церковные туфли. Он опускается на колени, чтобы найти меня под кроватью. Я всё ещё боюсь пошевелиться.
– Где ты, малыш?.. Ты как, в порядке?
Я киваю.
– Ты можешь вылезти оттуда? Здесь опасно оставаться, нам нужно уезжать.
Я начинаю выползать из-под кровати, как червячок. Я вся в пыли, платье на мне холодное и мокрое.
Мистер Лиакос подаёт мне руку, помогает встать. Смотрит на предмет, который я всё ещё сжимаю в руке.
– Вот за это сейчас ты только и можешь держаться, – шепчет он. Берёт зелёное одеяло с родительской кровати и закутывает меня в него. Потом приседает