Мужские портреты 8—12. Кафе «Зелёная хризантема для столика слева» (05.02.2020, 26.03.2020). Пётр Королёв

      Август, последний четверг. На Дворцовом

      Ноги томились в прохладной Неве.

      Солнечный глаз блеснул бирюзою,

      И будто монета – нет, даже две

      Упали одна за другой в тишине.

      Я обернулся – высокий, курчавый,

      Словно из зарослей белой сирени,

      Мне улыбался парень с кровавой

      Раной на правой груди, возле шеи.

      В летних долинах с густыми лесами

      Сплетались солёные нити ручьёв

      И глину кормили в гранатовом саде,

      К вечной охоте готовя копьё.

      Пришелец, заметив моё удивление

      Его наготой, вышел на край.

      Прыжок – столкновение – исчезновение.

      Стала прозрачной Нева, как хрусталь.

      Ошеломлённый, вскочил я. Ступени

      Гранитной змеёй уползали на дно,

      Где люди толпились – чёрные стены,

      И раненый парень – большое окно.

      Двух лошадей в том окне я увидел:

      Ворона́я спина, золотое седло.

      Крылья у финского ветра похитив,

      Тела их украли и тело моё.

      Пара секунд – и вместе с пришельцем

      Мы скачем. Дрожит позвоночник моста.

      Спутник промолвил: «Не бойся. Вода —

      Темница для чёрта и рабовладельца.

      О́рсо, хранитель града Петра».

      Никто не стоял на каменной мачте,

      Змей обвивал перевёрнутый крест.

      Кони неслись по палубе мрачной,

      Гривы плескали просеянный свет.

      Невский проспект. Хоть бы кто вышел —

      Пусто. Но нет, у пятого дома

      Старик восседал на стопке из книжек,

      Держа на коленях пса молодого.

      Чудак, улыбаясь, играл на баяне.

      Спе́шились, чтобы начать разговор.

      Последний вопрос – и искрой печальной

      Остался недавно весёлый костёр:

      «Там, где первый – там и второй.

      Там, где второй – там и четвёртый.

      Там, где четвёртый – там и восьмой.

      Ну, а девятый – из всех самый гордый.

      Третий обиделся, но промолчал.

      Выдвинул пятый идею.

      Письмо для второго шестой передал.

      Седьмой же сказал: не надеюсь».

      Ответив, старик поник головой.

      Орсо и я поскакали.

      На перекрёстке у Арки штабной

      Нищую мы повстречали.

      Погода испортилась. Запах миндальный.

      Стихли подковы. Сёдла пусты.

      Скрылось лицо под платком в тротуаре.

      Бинты на руках. Затянулись узлы

      В строке: «Помогите. Всё увели».

      Молитвы мужчин у того анало́я

      Подня́ли из тлена и́скру костра.

      Последний вопрос – и огненным роем

      Кинулась к Богу сырая земля:

      «Дочери наши – валеты. Валеты…

      Мамины платья им стыдно носить.

      Души крестьянские жа́ждут карету,

      Да лапти на туфли забыли сменить.

      Считают себя воплощением чуда,

      Дланью Господней, небесной росой.

      Любовь у них – ссу́да пустого сосуда

      С трещиной,

      Который ссужа́ть им уже не вперво́й.

      Глупее себя? Попробуй найди!

      Женскому роду не́чем кичи́ться:

      Козлик рождается лишь у козы,

      Только у суки кобель народится».

      Небо смеялось едва ли смешно.

      В безмолвии мы продолжали

      Свой путь, глотая сухое вино,

      Что ангелы нам посылали.

      Казанский собор, Спа́с на Крови́,

      Екатерины бази́лика и Петрики́рхе —

      Святого распятия четыре главы

      Слили́сь воедино в пепельном вихре.

      Встал на дыбы́ конь подо мной,

      Но Орсо узду захватил в тот же миг

      И, прикоснувшись тёплой рукой,

      Воскликнул: «Next stop: Caravánnaya street!»

      Мокрые волосы, мокрая кожа.

      Дождь был густым, тупым. Исковы́м.

      Видел ли кто тогда наши рожи,

      Как