Разбойничья Слуда. Книга 3. Отражение. Николай Омелин
участие всего два человека. Их Иварс лично не знал и ранее не встречался. Фамилий во время совещания никто тоже не называл. Обращались друг к другу по имени и отчеству. К круглолицему зампредседателя обращался не раз и с видимым уважением, называя его Александром Георгиевичем. А вот как зовут второго, Озолс узнал уже в конце совещания. Сухощавый Глеб Иванович предпочитал больше молчать и слушать своих собеседников. А те говорили хоть и эмоционально, но по очереди, не перебивая друг друга, а словно дополняя сказанное до него.
То, что после выполнения задания ему предложили достойное место на Лубянке, о чем первый заместитель не преминул сказать уже в начале разговора, его очень обрадовало. Виду он, конечно, не показал, внешне воспринял спокойно, но вряд ли его состояние укрылось от взгляда опытных чекистов. Озолс хотел очутиться снова в Москве. Просто бредил этой мечтой и не раз признавался себе, что ради этого смог бы пойти на многое. Однако, спустя какое-то время настроение у него стало хуже некуда. Иварс понял, что стал свидетелем тайны, которая может оказаться в случае неудачи его приговором. Вероятно, это не укрылось от глаз проницательного зама. Потому как, прощаясь, он ободряюще похлопал его по плечу и произнес:
– У нас говорят, что не гении горшки обжигают, товарищ Озолс, а трудовой народ! Не так ли?
Иварс прекрасно знал русскую поговорку, но вот о гениях слышал впервые. Поправить начальника он не решился.
– Да, конечно, не они, – Озолс по привычке щелкнул каблуками ботинок, забыв, что одет в штатский костюм.
– Ну и очень хорошо. Можете идти, – почти по слогам проговорил хозяин кабинета.
Он открыл дверь в приемную и, пропустив Озолса вперед, вышел следом.
– Зоя, вроде бы все сегодня?
Ответа Иварс не расслышал. Он взял пальто и портфель и направился к лестнице. Пока спускался вниз, от пришедшей нелепой мысли ему стало не по себе. По спине предательски пробежал холодок. В тот миг слова «белой кофточки» об его очереди уже не выглядели обычным канцелярским шаблоном, а приобретали совершенно иной смысл.
«У страха глаза велики, – пытаясь прогнать дурные мысли, припомнил он русскую пословицу и выбежал на улицу».
***
Озолс вернулся в Архангельск накануне дня Интернационала. В городе праздник почти никак не ощущался. По крайней мере, здесь, рядом с перроном. Лишь скромный плакат и красный флажок на углу здания железнодорожной станции, напомнили ему, что завтра уже первое мая. Весна, как и в Москве не особенно здесь чувствовалась. Но солнце, по крайней мере, так Иварсу показалось, здесь было приветливее и припекало почти по-летнему. И только северный ветер, гуляющий вдоль платформы, не давал повода усомниться, что приехал он не к Черному морю. По скоплению у вокзала конских повозок Озолс понял, что ледоход уже прошел, и паромная переправа работает. Это было важно, потому, как основная территория города располагалась на правом берегу Северной