Собрание сочинений. Том 2. Евгений Евтушенко
детскости бледна,
из сумочки достала
чекушку она.
Ловко пробку выбила
и, прислонясь к стене,
сказала:
«Парень, выпьем.
Конфеточки при мне.
Работаю я в «Балчуге».
Клиенты —
будь здоров!
Писатели и банщики,
включая докторов.
На славу учит «Балчуг».
Ругаюсь —
высший шик.
Ушла из меня баба.
Стала как мужик».
Уезжал я рано.
Ее будить не стал я.
Она спала так радостно,
как девочка усталая.
Исчезло то обычное,
что пило и грубило,
и что-то в ней обиженное
девочкино было.
И, возвратившись вечером,
суетою вымотанный,
увидел я —
все светится,
все вычищено,
вымыто.
И на столе застеленном
в пахучей тишине
стоит сирень,
застенчивая,
как она во сне.
И пусть там,
в этом «Балчуге»,
как оборотень – грусть,
вам,
пьяницы и бабники,
ее мужская грубость.
Но здесь,
мне боль залечивая,
тихонько,
неторжественно
стоит ее застенчивая
простая нежность женская.
«Тебя после каждой лекции…»
Тебя после каждой лекции
со всех сторон теребят.
Ты комплименты лестные
слушаешь от ребят.
Вечером,
с миной значительной,
весь почему-то в снегу,
к тебе приходит начитанный,
очкастый студент МГУ.
Он винограда болгарского
тебе приносит кило
и, продолжая богатствовать,
в театр ведет,
не в кино.
В жизни так много славного —
свиданья,
театры,
цветы,
но нету чего-то главного,
которого хочешь ты.
В квартире —
шаганье маятника
да твой разговор с душой…
Очень еще ты маленькая.
Я рядом большой-большой.
Я прихожу.
Не кушаю.
Чаю с вареньем не пью.
Очень тебя я слушаю.
Очень тебя люблю.
Ты моя младшая спутница,
спутник я старший твой.
Мне беспокойно,
что сбудется
с русой твоей головой.
Вместе мы дышим тревогою
поиска высоты.
Сам я поверил во многое,
чтобы поверила ты…
«О, бойтесь ласковых данайцев…»
Бойтесь данайцев, дары приносящих…
О, бойтесь ласковых