Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка. Светозар Чернов
отказался плавать по озеру и они стали просто уединяться у Фанни в комнатке и пить вино, а Посудкин ковырялся в замочной скважине, пытаясь выдавить ключ.
Но лучше всего были вечерние прогулки с Артемием Ивановичем к фонтану у новой водонасосной станции, где собирались праздношатающиеся со всей Женевы и ждали, когда в мастерских закончится работа и мастера перекроют воду, отчего в небо взметалась на тридцать метров толстая струя воды, сигнализируя водонасосникам о необходимости остановить насосы и уменьшить напор. Когда они первый раз пошли на фонтан – это было полгода назад, в середине мая, – Артемий Иванович сделал ей первый и пока последний подарок: купил у зобастой старухи на рынке грушу.
Фанни открыла глаза и увидела над собой пешеходный мостик, а за ним темное здание крытого рынка. Сейчас она утонет, и ее закоченевшее тело запутается в каких-нибудь рыболовных сетях, и ее обмоют и положат в коммунальном морге, и все будут ходить и бесстыдно разглядывать ее, и придут все русские эмигранты опознавать ее, а похабник Посудкин будет плотоядно пялиться на ее голое тело и гоготать на весь морг: «Краше не стала». А Артемий Иванович не увидит ее, и не прольет слезы. А что если он спасется и придет в морг? Зачем ей тогда там лежать мертвой и делать для всех такое представление, когда она лучше будет живой делать то же самое только для Артемия Ивановича? И если она утонет, эта мерзавка Светлявская тут же набросится на него! Ну уж нет!
– Караул! Спасите! – Силы вернулись к Фанни и она, взбив бурун из пены, со скоростью самодвижущейся мины понеслась к черным сваям общественной купальни. Выбравшись на берег, Березовская перебежала Кулувреньерский мост и, отжав, сколько возможно, юбки, помчалась по набережной и затем вдоль рельсов паровика прямо на Террасьерку.
В кафе, которое она покинула вслед за Артемием Ивановичем два часа назад, все было по-прежнему, только накурено было больше да народу поубавилось. Ушел Казак с Светлявской, и еще несколько пустых мест было за столами. Шумели, галдели, пьяный Лёв Посудкин клевал носом в углу.
– Фанни, ты что?! – проснулся он и уставился на турнюр, по-прежнему болтавшийся на животе. – Ты беременна?!
– Товарищи! Нашего Гурина схватила русская полиция, – возгласила она, не обращая внимания на Посудкина. – Я сама видела, как двое шпионов тащили его к реке, чтобы утопить. Один из них – мусье Кун, который шпионит за нашей типографией. Я хотела помешать им, но не смогла. Меня саму сбросили в реку! Бежим, поможем ему!
В кафе повисла испуганная тишина. Все в оцепенении смотрели на Фанни, всегда одетую, словно на модной картинке, а сейчас стоявшую посреди комнаты в мокрой юбке, с которой вода растекалась по полу, с мокрыми растрепанными волосами, которые она безуспешно пыталась поправить дрожащими пальцами.
Посудкин встал, покачиваясь, и сказал:
– Твой Гурин – шпион!
Он окинул налитым кровью взором сидевших в кафе соплеменников. Те непроизвольно