Офицерский гамбит. Валентин Бадрак
будет отлаживать автомобиль с вмонтированной инородной системой. Но это удавалось не всегда. Убеждение самого себя, явление какой-то новой для сознания, тлетворной суггестии временами позволяло принять в сердце необходимость работы тут, а временами отказывалось. Возникали странные, непостижимые образы, съедающие его аргументы, с которыми постоянно приходилось бороться при помощи иных аргументов – шлагбаумов из полученных инструкций. Его отправили в качестве опытного лоцмана корректировать курс Украины, таинственным образом затерявшегося в тумане корабля, движущегося с неисправными приборами совсем не в том направлении. Хотя, по правде говоря, у него давно не было абсолютной убежденности, что и сама Россия движется правильным курсом, – уж слишком все было запутано даже для него, весьма осведомленного и компетентного спецслужбиста.
А что ж говорить о жителях какой-нибудь глубинки? После короткой поездки в Умань к матери, нескольких беглых бесед со старыми знакомыми, просто внимательных взглядов на блеклую, лишенную ярких мазков, а кое-где и откровенно слезливую картину провинциальной жизни, в голове Артеменко зрела сложная дифференциация происходящего. Она частенько подталкивала его к провокационной мысли, что результаты кремлевского воздействия принесут тут больше пользы, чем вреда… Мысль эта была туманной, нечетко оформленной, но зато она стимулировалась постоянными электрическими разрядами в виде распоряжений и задач от Центра. И Алексей Сергеевич пытался смотреть на Украину глазами генерала Лимаревского, а осязать руками выдающего инструкции неутомимого Виктора Евгеньевича. В самом деле, все, что было за пределами Москвы там и за пределами Киева тут, виделось ему одинаково козловатыми, горемычными суррогатами жизни, пусть и совершенно несхожими друг с другом. Впрочем, схожести имелись. И тут и там до беспамятства пили, живя в своем очень тесном законсервированном мирке. Как отдельные семейства подслеповатых кротов, контактирующие, в лучшем случае, с соседними семействами. К концу апреля наэлектри-зованность стала возрастать, и Алексей Сергеевич мимо воли ощутил привычное напряжение надвигающегося действия. Как в театре, только он был среди актеров – то тенью одного, то тенью другого. Вот-вот он получит первое представление о своей новой миссии, хотя порой он и содрогался от боязни спутать Божье благословение с впрыскиванием в вену наркотического зелья…
…Наконец пришло конкретное задание Центра. Пребывание в старом, наполненном уморительными миражами кино закончилось так же внезапно, как и началось…
В Пуще-Водице была запланирована одна из тех особенно важных встреч, ради которых он, собственно, и находился в Киеве. «День, который кормит год», – бросил ему в аэропорту Виктор Евгеньевич перед тяжеловесным рукопожатием. Обычно тихий, приглушенный голос куратора на этот раз причудливой вибрацией раздвинул и заслонил характерный шум порта. Еще бы, подумал Алексей Сергеевич,