Малуша. Пламя северных вод. Елизавета Дворецкая
в дела Буры-бабы и Князя-Медведя. Как и все плесковские дети, он вырос в благоговейном страхе перед этими двумя ведунами, чьи имена живут тысячи лет, а лица всегда скрыты под личинами. Этот страх не прошел и тогда, когда он подрос и узнал, что эти двое – его кровные родичи, начавшие жизнь, как и всякий простой человек. Но теперь в них были чуры, а это делало их уже совсем иными существами.
– А давайте я за ней схожу, – предложил Бер, понятия не имевший о Буре-бабе. – Если это не очень далеко от Плескова… Я успею найти ее и вернуться еще до того, как нам придет пора выступать на чудь. Даже, если ты хочешь, дроттнинг, я привезу ее к тебе, чтобы ты убедилась, что она жива.
– Туда нельзя кому попало ходить, – нахмурился Судимер. – Там Навь – место тайное.
– Но погоди, – Бера все сильнее захватывала эта мысль. – Ты сам мне рассказывал, что когда боярыня Видятина, еще в невестах, у того медведя жила, он пошел за ней и с медведем бился за нее.
– Так то жених! Обычай такой! Кто отбил, тот и женись. Ты что же – жениться думаешь? – Судимер недоверчиво засмеялся.
– Я… – Бер возвел глаза к потолочным балкам. – Ее бабка Мальфрид – родная сестра моего отца. У нас пятое колено родства. Взять ее в жены я не могу, зато я еще могу считаться ее братом. То есть дядей. А родич по матери уж верно имеет право пойти и узнать, не съел ли медведь бедную девушку! – с воодушевлением добавил он, чувствуя, что напал на верный путь. – Это признают все колдуны чудской страны, или они не отличат свою пятку от задницы, клянусь Отцом Колдовства[13]!
– Вот и хорошо, – Сванхейд благосклонно кивнула. – А когда ты привезешь ее сюда ко мне и я буду знать, что ей не причинено вреда, мы и подумаем, какую дружину сможем собрать для похода на чудь.
Вечер начинался как обычно, как всякий из одинаковых зимних вечеров, и не было никаких предвестий к тому, что он переменит всю жизнь Олегова рода. Как начало темнеть, Ута отвела Свеню, своего младшего, в избу к Предславе, а сами они вдвоем отправились на павечерницу к Гостёне – Кетилевой жене, своей невестке. На беседу к Гостёне собирались бабы из трех-четырех весей. Молодухи с девками сидели отдельно, у Еленицы в Выбутах. Улеб, старший сын Уты, пошел туда. По годам ему давным-давно пора было ходить с женатыми молодцами, и Ута все надеялась, что он здесь себе кого-нибудь высмотрит.
Когда со двора пришли сказать, что явился некий отрок и просит позволения войти, бабы загомонили, принялись хохотать.
– Ой, девки, – выросшие вместе женщины до последнего зуба друг друга называют по привычке девками, – а вот нам и жаних!
– Орешков-то принес хоть?
– Давно не заглядывали, я уж было соскучилася!
– Перепутал, скажи, заблудился! Невест ему здесь нет!
– Через реку пусть дует!
– Орешки пусть оставит!
– Не, пусть заходит! Может, и приглянется кто!
– Ты, что ли, клюка старая?
– Я не я, а вон Баюновна у нас чем не невеста? Четыре зуба еще осталось!
– Да я того жаниха на один зуб положу, другим
То есть Одином.