Братство. Сергей Палий
тут же перебил старик.
– Нет, – смутился Степан и переступил с ноги на ногу.
– Значит, румынскую, – уверенно кивнул дядя Толя.
Степан достал диктофон. Включил, удостоверился, что индикатор горит, выключил, прочистил горло и снова нажал на «запись».
– Топор-то принести? – участливо спросил дядя Толя, глядя на его манипуляции с диктофоном.
– Не надо, спасибо.
Тот пожал плечом и поставил стакан на пол, свесившись с софы.
– Здравствуйте еще раз, – торжественно начал Степан. – В городе остается все меньше и меньше представителей поколения, которое застало царя. Вы, скажу честно, история…
– Да я тридцать лет как инженер! – громко заявил дядя Толя и добавил на тон тише: – Телевизор можешь посмотреть. Но звук не включай.
На тумбочке в другом конце грязной комнаты покоился древний «Каскад» с пузатым экраном.
– Вы не совсем верно меня поняли, – вздохнул Степан, ощущая, как штатная должность отодвигается от него все дальше. – Я бы хотел узнать о вашей непростой судьбе, о тех катаклизмах…
– Топор-то принести, поди, – напомнил дядя Толя.
– Да зачем мне топор!
Степан с досадой поставил диктофон на «паузу».
– Не пугай. Пуганые мы, – усмехнулся дядя Толя и полностью свесил верхнюю половину туловища с дивана.
– С вами все в порядке? – встревожился Степан.
– А то! Я тридцать лет как инженер, – успокоил его дядя Толя и опустил нос в стакан. Водка потекла через край.
Раньше Степан никогда не видел, как люди пьют водку носом. Сказать по правде, он вообще не подозревал, что носом можно пить. Поэтому сначала Степан немного растерялся, но, несмотря на волнение, попытался прийти на помощь пожилому человеку. Осторожно дотронулся до плеча дяди Толи и предложил:
– Давайте я вам помогу лечь на кровать и подам стакан.
– Пшёл на фиг, – булькнул дядя Толя. – Дай бог тебе здоровья.
Глава 1
В Тибет
После того ужасного случая, когда дядя Толя захлебнулся в стакане с дешевой водкой – став-таки напоследок сенсацией, но, к сожалению, чужой, – Генрих Карлович запретил Степану появляться в редакции.
Наверное, редактор имел право сердиться. Пока городские акулы пера, как настоящие хищники, кружили у квартиры покойного и собирали животрепещущую информацию, Степан сидел за решеткой в качестве подозреваемого и отвечал на вопросы следователя. Хорошо хоть в тюрьму не упекли: добродушный судмедэксперт констатировал, что признаков насильственной смерти выявлено не было.
Степану было очень стыдно перед Генрихом Карловичем. Своим же коллегам-журналистам он втайне завидовал, хотя понимал, что в такой деликатный момент нельзя спекулировать горем. Ему было жалко бедного старика, впавшего в маразм и оказавшегося таким одиноким, что даже рюмку некому стало поднести.
В течение месяца Степан пытался сунуться то в одну газету, то в другую, но слухи о феерическом провале разнеслись по всему городу и редакторы выпроваживали его,