Ангелоиды сумерек. Татьяна Мудрая
вздохнул Амадей.
– Вот попал… Раньше нельзя было просветить?
Тогда Иоганн со своей обычной философской миной пояснил:
– Ничто земное нас не берёт, хотя множество вещей причиняет страдания. Пламя, например. Ты сам видел, как легко твоя плоть тому поддалась, хотя это последствие скорей болезни, чем обращения. Сильный холод – мы, в общем, теплокровные и можем заснуть до полусмерти. Но когда ты насытишься здешними играми и сам захочешь уйти, а наверху будут согласны тебя принять – тогда получится. Только не в горе и отчаянии, не посреди возложенных забот и когда твои кровь и плоть успокоятся.
– Ангелоиды умеют страдать?
– Люди считают, что боль и страх смерти делают человечными. Мы их не разочаровываем, – ответил он кратко.
– Человечность из-под палки, – ответил я. – В них, я имею в виду.
– На то и люди, чтобы ходить битыми, – промурлыкал Амадей. – Рабы всего, вплоть до обстоятельств. И так до самого финала.
Это слово вызвало во мне ассоциации.
– Други, вы, собственно, что – со мной закончили? В литературе говорится, что меня обратно напоить надо.
– Ну, при первом знакомстве мы как раз это и сделали. С избытком.
Амадей был прав – это я знал еще до вопроса.
– И еще научить охотиться. Так?
– Уж это теперь лежит всецело на Марии.
Я почувствовал, что моя слабость выросла раз в сто, а, может быть, и в двести.
– Она же этот… эскуайе. Оруженосец рыцаря. Вы меня еще до удаления прежней головы так именовали.
Разумеется, я перепутал ступени, взяв тоном выше. Эсквайром назвала меня моя прекрасная леди, которой нынче присвоили именно первый титул. И означал он всемерную помощь избранному ей кавалеру.
Что делать, что делать…
И эта малявка будет учить меня кровопийству?
Вначале, однако, она преподала мне урок моды.
– Весна, без большой нужды тёплые дафлы не надо носить, – сказала она. – Только если как форму и знак отличия. Вот тренчи, плащи такие с поясом, накладными карманами и погончиками – то, что нам надо. Нуар, чёрный стиль. Никакой высоколобости.
– Ага. Шляпа, очки, кольт, – подхватил я.
– В чернолаковой сумочке, – подхватила она. – И рядом – патрончик с ярко-красной губной помадой…
– … надорванная пачка сигарет и зажигалка.
– Ты разве красишь губы?
– А ты… вы разве курите?
– Ты. А насчет курева…
Она была права. Все мои дурные привычки отшибло напрочь.
Одежду нам приволок незаменимый Хельм. Брюки и водолазки. Габардиновые тренчи, мужской и женский. Серые, слегка обмятые по фигуре и – ужасно! – с пластиковыми пряжками и пуговицами. Мягкие до бесформенности береты. Туфли со шнурками. И никакого оружия.
– Оружие – мы сами, – сказала она.
– Чудесно звучит. Сущий дохляк и подросток.
– Туда, где есть люди, мы сегодня не пойдем, гер… Пабло, – ответила она. – Хотя пока