Меч и его Эсквайр. Татьяна Мудрая
от слова куфр, доспех, скрывающий телесную и душевную порочность и уязвимость, – что всуе прячут себя от тех взоров, которые проникают сквозь любую броню невозбранно, и что стыдятся самих себя перед Тем, кто искупает любой стыд.
Пришло ли к нам с Захирой счастье или какая-нибудь особенная удача в жизни? Нет – уже само понимание было достаточной и всё превосходящей и превозмогающей наградой обоим. Добавилось ей хотя бы немного телесного здоровья от того, что было удовлетворено ее телесное тяготение, временами почти невыносимое? Тоже нет. Нам осталось, как я понял вскоре, лет десять счастья, смешанного с горечью. Но ни мне, ни Китане (да, я стал называть ее так, и хоть по-прежнему лишь про себя, но она догадывалась) не нужно было ничего сверх того, что уже произошло и происходило.
Знак III. Филипп Родаков. Рутения
Первое, с чем выступил наш Хельмут по прибытии, было:
– Опять на твоей лестничной площадке кто-то своё пиво пролил. Или мочу – по мне всё едино. Кодовый замок на входе выкорчеван с корнем, бомжики всякие уж, кажется, не только ночуют, но и днюют, лодыри. А ты и ухом не ведешь, хоть за ним и жуть как чешется. Когда только тебя снесут в связи с продовольственным кризисом! А пока послать, что ли, тебе одну из моих могучих тетушек – или хотя бы ведьминского кота покруче нравом.
Я отказался. Только спросил: он что – завязал со своим еженощным добродеянием по поводу того, что мы с ним на пару расшифровываем эту скондийскую тайнопись?
Ответа не получил. Тогда я еще раз заговорил с ним:
– Арман только и говорит, что о себе. Однако из твоих прошлых излияний я понял, что ваш любимый франзонский Медведь уже к тому времени года четыре как числился королем при живых родителях?
– Ну да. Искусственное оплодотворение франзонцы числят по разряду элементарных дьявольских козней, тут ему кой-чего стоило отмыться. И родители ради того самого подались в Собачьи Братья – обет молчания, как у траппистов, и еще остроконечный клобук на голову. Но это вовсе не означало, что он не сын своей матери, а после Священного Суда – что он дьявольский бастард. Всё путем. Эх, посмотрел бы ты, какой перформанс мы устроили с моей милой Стеллочкой! Прямо по Мэллори плюс Мэри Стюарт.
– Вы? Я так думал, между вами и ним большая ведьминская киса пробежала.
– Это ты с Арманом спутал и прочими скондийцами.
– А им чего? Ах да…
– Ну, после того, как в меня вмонтировали отломок покойного Горма, я стал невероятно крепок телесно, благодаря Марджан и Стелле обрел душу, почти равную человеческой, а то, что произошло у нас с Хельмом, окончательно запечатало меня в его обличии. Думаешь, легко было Шпинелю и всяким прочим это перенести?
– Зуб даю, что не слишком.
Мы помолчали, он – отхлебывая из рюмки донельзя насыщенный приторными калориями ликер.
– А как насчет того королевского достояния, что было упрятано под самую яркую лампу? – спросил я.
– В том смысле, что нет места темнее, чем под светильником?