Эльфы и их хобби (сборник). Олег Дивов
тех пор он никого из них не трогал.
Раз у Сопляка хватило глупости спросить – куда их везут на самом деле. Южанин хмыкнул, глаза его сразу будто выцвели, стали скверными:
– Куда… На кудыкину гору, собирать помидоры. Пусть потрудятся на благо Державы…
Так и уехал. Сопляк больше ничего не спрашивал.
Когда забрали Терновников и Виноградников, в башне будто стало пусто. Хотя их все равно оставалось куда больше, чем эльфы способны выносить.
Возможно, в этом их расчет, думал Энвель. Они приучат нас спать вповалку, бояться смерти и использовать темную магию. И не будет больше эльфов, ведь то, что останется, – это будем уже не мы…
Он лежал и смотрел в стену; огонек свечи колыхался, и на камне играли блики и тени. Одна из теней, с лютней в руках, подошла поближе, присела рядом.
– Сколько ты уже не был в Спокойной роще, брат? – спросила тень. – Ты носил повязку, тебе есть кого там навещать…
Энвель махнул рукой.
Где-то за заколоченными окнами ночная птица кричала: «Кто ты, кто ты, кто ты?»
Мне бы знать…
– Кого из нас там не ждут, скажи мне? Но отсюда невозможно уйти.
Он пытался вырваться – закрыть глаза, отправить душу в другие миры. Но постоянно что-то мешало – говорок охранников, чужие шаги, стоны младших, которых пути сна опять выводили к разрушенному городу. Даже треск свечей стал его раздражать.
– Из-за того ли ты не ходишь в Рощу… или из-за тех, кого боишься там встретить?
– Я не эльф, – сказал он тени. – Мы должны быть бессмертны, помнишь? Мы должны быть веселы и холодны… Мне холодно, Ривардан, но мне не весело…
– Раз уж мы проиграли, все, что нам осталось, – это умереть с достоинством…
Бард говорил, как ему и полагалось, и сопроводил свои слова печальным мотивом. Но прав был Гаэль – как бы они ни умерли сейчас, это будет означать поражение.
Лиадан, самый младший из них, стоял, зажмурив глаза, в единственном лунном луче, пробившемся сквозь доски; стоял с протянутой рукой.
Энвель позвал его; тот обернулся с виноватой улыбкой. Протянул на ладони горсть серебряных бусин, выпрошенных у луны.
Энвель только вздохнул.
Лиадан из дома Утесника; родился уже после Заката. Он не виноват в глупости и тщеславии старших, которые проглядели человека. Его род прибыл с моря, чтоб сражаться, и Лиадан, помнящий соленый ветер и бесконечность на горизонте, труднее, чем остальные, переносил неволю. Он высох, как сохнут водоросли на солнце, дышал с трудом, будто рыба, вытащенная на песок.
– Старший, – не выдержал он, – правда ли то, что говорят люди: мы отправимся на море?
Энвель положил руку ему на плечо. Сил нет, отдавать почти нечего…
– Что ты видел во сне? Море?
Он дождался легкого кивка, и понял, что младший лжет. Но когда его имя назовут, он пойдет за людьми с радостью. Любая дорога для него теперь – дорога к морю.
Этой ночью Энвель слышал волну. Мощная,