Зажигалка с драконьей головой. Валерий Поволяев
оказался летчик, с которым он быль знаком – Игорь Сметанин, молодой, красивый, словно бы сошедший с кинооткрытки, какие в большом количестве продают в киосках сельской «Союзпечати», длинноногий, голубоглазый, с четко очерченным мужественным лицом, по таким парням обычно сохнут девчата, а они обычно крутят подолы кудрявым зазнобам лет до сорока пяти, не женятся, насыщаются, а потом одним махом отрубают свое прошлое, выбирают какую-нибудь непривлекательную кривоногую бабенку, способную лепить вкусные пироги с грибами, печь тающие во рту оладьи и варить тугие, остро пахнущие чесноком холодцы, смиряясь со своей долей, ставшую серой, спокойной, до самой последней черты. И в гроб очень часто сходят вместе со своей женой.
Но пока такой актер не утихомирится – берегись, девки!
Шайдуков подошел к пилоту:
– Ты на этой этажерке садился, как на реактивном истребителе.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – вежливо поздоровался Сметанин.
– Я видел в кино, как садятся на авианосцы реактивные самолеты – носом вниз, ногами в тормозную петлю, так ноги мокрыми от страха становятся, носки выжимать можно.
– Не верю, что это слова представителя доблестной советской милиции.
– Пассажиров, пока садился, не вырвало?
– У меня другого выхода не было, в Клюквенном – тяжелая посадка. Чтобы она была легкой, в тайге надо просеку километра на полтора рубить.
– Полтора – это ты хватил через край, Игорь.
– Ну, на полкилометра.
– Вот это уже ближе к истине.
Раньше Игорь Сметанин летал на больших лайнерах, ходил в отутюженных до бритвенной остроты брюках, в белой рубашке с накрахмаленным воротником, душился «шипром», жил в Москве, был своим человеком во многих крупных городах, но потом провинился и очутился в глуши, о Москве старался не вспоминать и летал на гремящих, с воньким дымом этажерках. Наверное, если бы он захотел, мог бы ныне вернуться на большие самолеты, но Игорь почему-то не хотел, замыкался, когда ему говорили об этом, жесткое красивое лицо его нехорошо серело и становилось печальным.
От старого у Сметанина остались только чистые, накрахмаленные до хруста рубашки, да хорошо отутюженные брюки – Игорь и в глуши не опускался до неряшества, следил за собой.
– Ну и как тут моя милиция меня бережет? – спросил Сметанин.
– Бережет потихоньку.
– А чего голос такой тусклый? Мероприятие какое-нибудь не удалось?
– В милиции все мероприятия удаются, Игорь. Начинаются с шумихи и неразберихи, отыскания виновных, заканчиваются наказанием невиновных и награждением непричастных.
– Очень зло, товарищ старший лейтенант. И умно. – Сметанин усмехнулся. – Милиция, похоже, умеет не только сапоги чистить.
Шайдуков усмехнулся тоже.
– Умом ты можешь не блистать, но сапогом блистать обязан.
– Похвальное правило.
– Скажи, Игорь, в воздухе тяжело открыть дверь самолета? – неожиданно спросил