Семья. Марина Данилова
обходимо отказаться от полученного удовольствия.
Артуро Перес-Реверте. Фламандская доска
Глава 1
Особенностью Татьяны Семеновны было умение показательно обижаться. Не просто грустить, разочаровываться, печалиться или переживать. Нет. Именно театрально обижаться. Не утруждая себя каким-либо изяществом тонко спланированной игры на нервах близких, она, просто нахмурив брови, без эмоций и громко шаркая тапками, неделями молча ходила по квартире. С головой окунувшись в личную бездну отчаяния, жертва великодушно предоставляла домочадцам время вдоволь утомиться догадками о причинах бойкота. Ну или просто сжечь себя чувством вины. Обращаться напрямую к страдалице с вопросами о причинах грусти было абсолютно пустым занятием: Татьяна Семеновна стойко хранила молчание, а те редкие и вынужденные фразы, произнесенные по бытовой необходимости, всегда звучали тоном разочарованного в жизни человека. Знаете, есть такие нотки в голосе, выражающие тоску и неизбежность скорого конца, одновременно перемешанные с осознанием невозможности что-либо исправить. Вот тут их было с избытком. В такие периоды вся ее фигура, походка, взгляд и особенно выражение лица отчетливо изображали сцену последних дней жизни, исходя из которых обидчик обязательно должен был понять, как чудовищно был неправ. Должен был. Но не понимал. В семье знали: повод для обиды мог быть абсолютно любой, от не убранной за собой со стола кружки или позднего возвращения взрослой дочери с прогулки до ливневого дождя за окном, нарушившего планы на выходной. Истинную причину знала только она. Так и жила. Окружающий черствый люд и клубок суровых обстоятельств регулярно отравляли жизнь благочестивой дамы.
Первые лет пять муж Вовка безуспешно пытался исправить ситуацию и выяснял причину молчания безобидной фразой:
– Да что опять произошло-то?
На которую всегда получал один и тот же ответ:
– Ничего.
– Но ты ведь обиделась? – не оставлял попыток благоверный.
– Нет. Всё в порядке, – надменно отвечала жена, гордо удалялась в другую комнату и продолжала молчать.
С годами Владимир перестал придавать этому какое-либо значение. Его вообще перестало волновать ее поведение. И даже более, он научился шутить на эту тему и не упускал возможности в телефонном разговоре с друзьями или родственниками громко съязвить:
– Да нормально Танюха. Всё как обычно. Ходит молчит. Обстановка дел, как у Чехова: то ли чаю пойти выпить, то ли повеситься… Да не знаю я, что стряслось! Так особо вариантов-то нет. Может, старость одинокую репетирует, – засмеялся он, и, судя по минутной паузе и нарастающей громкости его заливистого смеха, телефонный собеседник тоже не без юмора высказался по данной теме, но вопросов всё же было больше, чем ответов, и Вовка продолжил:
– Но вообще, думаю, из-за того, что я ее капустный пирог обозвал месивом.
– Да, Танюш, это повод? – повышал он голос, убирая от уха телефон и обращаясь уже не к собеседнику, а к мимо проходящей жене, очень любящей подслушивать любые его разговоры. В ответ, конечно же, получал холодный взгляд, полный презрения и в редких случаях «Вов, не позорься», произносимое всё с той же тоской и обязательным глубоким вздохом.
– Да нормально всё у нас, – продолжал беседу муж, возвращаясь к телефонному собеседнику, и саркастически излагал свою версию происходящего:
– О-о, опять прошуршала мимо. Молча. Судя по выражению на лице, обдумывает в чем мы хоронить ее будем. И это проблема. Да ну что ты, не проблема, что помрет! Так нам, извергам, и надо будет. Проблема, что новенького ничего не прикупила. Помирать-то со дня на день. А она не готова.
– Да, Тань? – опять громко обращался он к супруге, зная, что та специально ходит рядом, чтобы не упустить тему телефонного разговора. За долгие годы совместной жизни муж достаточно изучил тонкости Таниной обиды, и опыт подсказывал ему, что ответа от нее не последует. Поэтому без лишних пауз он продолжил телефонный разговор:
– Да, короче, нормально всё у нас. Как обычно. Мы с Маринкой с пониманием. Не отвлекаем. Дело-то серьезное. Месивом ее новое блюдо назвал… Ну так оно и правда было несъедобное. Маринка своему хахалю даже притронуться не разрешила, туалет-то у нас один. Да и ехать им потом далеко, – шутя рассуждал Владимир о серьезном внутрисемейном конфликте.
Вообще, надо отдать должное огромному терпению и чувству юмора супруга, потому как довольно часто именно эти два верных спутника мягко амортизировали конфликт. Даже более. Бывали дни, когда пара на вид жестоких шуток чудесным образом, словно секретная кнопка, переключали в голове мученицы режим «смертельная обида» на «как ни в чем не бывало». И буквально за пару часов Татьяна Семеновна вполне себе выздоравливала, возвращалась к адекватному состоянию, начинала разговаривать с домочадцами и искренне улыбаться. И всё это чудо исцеления происходило без каких-либо долгих выяснений отношений, коими в первые годы брака мог обернуться тот самый безобидный вопрос «ты что, обиделась?».
Показательно-наказательное молчание