Эволюция религиозных верований. Курс лекций (1927–1928). Владимир Тан-Богораз
связывается с растениями. Я уже приводил вам примеры того, что животное – это есть животное, хотя и говорит человеческим голосом, но все же сохраняет свою животную форму. Я могу привести рядом с этим ряд других рассказов, где уже животное не есть животное, а есть человек, который носит на себе животную шкуру и для которого эта шкура, кожа является маской. Например, о том, как человек ловит ворона и притворяется мертвым. Ворон приходит расклевать мертвое тело, тогда человек схватил его за лапу и за нос, которым он хотел клевать, то оказалось, что это не лапа, а рука и нож, и ворон предстал перед ним как человек. Между ними происходит борьба, и ворон обещает дать нож на выкуп и в конце концов ворон уходит в человеческом виде без ножа. Это представление о животном, которое является как бы вроде человеческой маски, оно чрезвычайно широко распространено по миру. Например, медведь, который является человеческим предком и тотемом, представляется как человек, одетый в медвежью шкуру. Есть бесчисленные варианты этого всемирного обряда. Убитого медведя подносят к огню, свежуют его, снимают шкуру и говорят: вот ты снял свою медвежью шкуру, погрейся у огня. Решительно у всех туземцев, у русских, да и у всех народов мы видим представление, что медведь становится человеком, если с него снять медвежью шкуру, так он похож на человека. Любопытно, и я это подчеркиваю, что самое лучшее описание праздника медведя у гиляков сделано Львом Яковлевичем [Штернбергом] в его работе, и в ней видно, что, очевидно, это всемирное уподобление медведя человеку произвело на его поэтическое воображение некоторое влияние. Я приводил вам примеры поэтов, а теперь привожу пример этнографа, да такого еще крепко подкованного, как Лев Яковлевич. Он описывает там, как медведь лежит под огнем в позе отдыха, тело его покрыто жиром, лапы похожи на человечьи ноги, и удивительно вся поза напоминает отдыхающего человека. Что лапы медведя действительно похожи на человека, это всякий знает, кто видел след медведя в поле. А жир и кожа тоже похожи, тело медведя такое же белое, как у человека, и это есть то сходство, за которое хватается воображение первобытного человека. Это чрезвычайно интересно, и это показывает, что Лев Яковлевич был глубоким этнографом, он действовал выражениями не только своей психики, но и воспринимал представления туземцев.
Я говорил о живых существах, о животных масках и между прочим также указываю, что из этого вышел театр, из этого вышли все первобытные актеры. Первобытный охотник всегда играет животного, своего тотема, и обряды также существуют, когда переодеваются в шкуру тотема и становятся животным, и отсюда и обратный ход: раз он животное, то может опять стать человеком. У многих народов при этом надевают медвежью шкуру и в таком виде пляшут.
Дальше мы видим, что греческий театр, который происхождением своим, очевидно, связан с неолитом, произошел из плясок козла, вышел из праздника в честь Диониса, который был праздником коллективным, праздником вина в Греции. Я уже указал на любопытный комплекс