Святой Шарбель. Новый взгляд. Таисия Адамова
не такое страшное и поддается операции, а огромная, кончик губки почти сливался с носиком, обнажая крохотные розовые десенки. Хуже всего то, что десна тоже была изуродована, челюсти моей дочки являли собой почти треугольник.
Как с этим жить? Как жить мне и как жить с таким лицом моему ребенку? У врача еще хватило ума сказать, что, если бы не это, девочка была бы красавицей.
Я как во сне дошла до палаты. Сил едва хватило на то, чтобы твердо сказать этой женщине, которая, конечно, хотела как лучше, – об отказе от Аннушки и речи быть не может. Жила надежда, что все образуется, как вертелось в голове – «зарастет», ведь так продвинулась наука, столько операций можно теперь сделать. Вспомнила, как читала историю о литовской девочке, которой сенокосилкой отрезало ножку и как врач из Москвы спас девочку, проведя сложнейшую операцию. Ведь и мне должны пойти навстречу все светила медицины.
Из роддома я выписывалась без радостной суеты и шумихи, которыми всегда сопровождаются такие события. Я не оставляла врачам конфет, подарков, цветов – вряд ли им было бы приятно получить их. Мой муж молча усадил меня в такси, я взяла на руки свою бедную уродливую девочку. Мать мужа в первые же часы пришла на смотрины. Не буду плохо писать о ней, она уже в могиле, но с того «осмотра» я раз и навсегда перестала звать ее «мамой». К сожалению, моя родная мама, рано умершая, поддержать меня не могла.
Только молодые женщины, только счастливые роженицы могут понять, какой ужас – не иметь возможности счастливой выкатить коляску со своим ребенком из подъезда. Когда, будучи вынужденной все же выйти из дому с коляской днем, ты оглядываешь все проулки, боясь встретить знакомых и готовясь сразу же юркнуть за ближайший поворот, увидев знакомые лица. Мы с Аннушкой выезжали гулять в сумерках, когда люди с улицы исчезали, а в домах загорались огни. Саша, муж, делал все, что полагается делать молодому отцу: бегал на молочную кухню, стирал пеленки. Но я видела, что отцовство из радостного события превратилось для него в бессрочную кару неизвестно за что. Я понимала, что теперь Сашу не удержит надолго любовь ко мне. Что ж, к горю моему, я оказалась права. Шесть лет спустя Саша ушел от нас, встретив другую женщину. Больше всего я горевала о том, что он не сделал этого сразу – убитая большим горем, я бы легче это пережила.
Начались наши с Аннушкой мучения. Все скопленные деньги сразу же ушли на поездку в Москву, к врачам. Если бы такое случилось со мной сейчас, когда медицина очень дорогая, а нам, простым смертным, дорога к хорошим врачам заказана, быть бы моему ребенку инвалидом. Но тогда мы на удивление быстро смогли попасть на прием к хирургу, нас посмотрели и назначили срок первой операции. Правда, она могла быть сделана, только когда ребенку исполнится шесть лет.
С работы мне пришлось уйти, а ведь я так любила школу, детей. Устроилась уборщицей в детском садике возле дома. Аннушке дали пенсию по инвалидности, на которую, как