Стеклянная любовь. Книга первая. Алексей Резник
сделавшегося полноправным элитным подразделением Боевой Небесной Когорты…
Глава первая
Бригада студентов-практикантов исторического факультета Рабаульского Государственного Университета уже пятый день подряд с фанатичным упорством, при помощи туповатых штыковых лопат, вгрызалась в могильный курган эпохи бронзового века, насыпанный на высоком берегу одной из крупнейших водных артерий Евразии примерно три тысячи лет назад.
В безоблачной голубизне июльского неба немилосердно палило жаркое солнце, выгоняя из работающих на износ студентов литры пота. При полном безветрии, высоко поднимаемая лопатами древняя холодная пыль, к концу рабочего дня покрывала полуобнаженные юные тела студентов толстым слоем грязи, и они начинали немного напоминать симпатичных чертей и чертовок. Другими словами, в описываемый нами день работать было тяжело и неприятно из-за невыносимого палящего зноя и постоянно испытываемой студентами сильной жажды. По недосмотру ли завхоза экспедиции или по причине поломки экспедиционного автомобиля где-нибудь на какой-нибудь глухой проселочной дороге, питьевую воду на курган номер четыре в этот день до сих пор не привезли. Время приближалось к обеду и производительность труда студентов-практикантов, равно, как и их настроение, заметно упали.
Два волонтера-добровольца, приписанные к четвертой бригаде практикантов-археологов: известный рабаульский скульптор-анималист Юрий Хаймангулов и студент четвертого курса философского факультета Рабаульского Университета, Вячеслав Богатуров, в силу своего волонтерского статуса не стесненные жесткими рамками практикантской дисциплины, бросили лопаты на бруствер, и отошли посидеть отдохнуть в блеклой тени чахлого куста дикого шиповника, одиноко росшего неподалеку от раскапываемого кургана.
Полноватый, розовощекий, принадлежавший к числу тех счастливых человеческих типов, про которых принято говорить: «кровь с молоком», и, к тому же кудрявый, как «купидон», скульптор Хаймангулов, с видимым наслаждением повалился на полу-выгоревшую траву под шиповниковым кустом, широко раскинув в стороны руки:
– О-о-й, не могу-у!!! – с нескрываемым негодованием, но, правда, и облегчением, тоже, выдохнул он. – Время двенадцать уже скоро, а Васильич, мудила, обещал в десять квас привезти – до сих пор везет! Пить хочу – помираю!
Худощавый и, потому более выносливый и сдержанный, Богатуров, жующий сухую былинку, лишь невнятно хмыкнул и неопределенно усмехнулся эмоциональным причитаниям Хаймангулова.
А Юра поднял кудрявую голову и, с каким-то непонятным остервенением в глазах посмотрев на возившихся среди земляных куч развороченного кургана студентов, вдруг с неожиданной желчью в голосе заявил:
– Ничего святого, если разобраться, нет в наших, бл… ь, археологах! Лежали себе и лежали люди, нет, надо их было трогать!