Рассказы умерших. Александр Макушенко
ягненка. Я сказал, что ему нужен первосвященник, а мне, соответственно, его помощник, и это будет почти что он сам. Так он и согласился, хотя и скрипя сердце. Или зубами, чего уж там…
Я часто пил горькую, хоть на судне это и было заведено, но настолько часто я еще не пил никогда. Прикоснулся губами к фляге и пошел дальше некуда писать свои книги. Я был писателем, а что вы думаете? На суше писать некогда, на море, вообщем то тоже нет времени, но уж куда больше, чем на суше.
Так я и писал понемногу. Бог был моим помазанным священником, я был его
Христом и много – много времени утекало с тех пор, как прошло солнцелитие. Это священный праздник для всех нас и нечего заискивать перед матросом! Так никуда не годиться. Надо было признать (еще раз) что я никудышний матрос. Я больше сухопутная крыса, переносящая опиумную бубонную чуму, и не надо на меня так пялиться! И это хорошо, скажет твой Бог и усомнится в написанном. Все было хорошо, включая и это…
Солнцелитие никуда. Всю кровь извели на ягненка, что стоит рядом с нами. Это и я тоже вместе с вами и некуда нам так было торопится. Надо было отвезти его в порт и там его утопить, хоть это было запрещено законом во всех штатах объединенной Америки.
Я и Джек Потрошитель были бы хорошей парой.. Так и я сказал своему капитану, на что получил ответ, что тот был священной личностью в его снах и не надо так шутить.
Часы били склянки, время шло незаметно. И, надо было еще раз намекнуть, что надо было и подумать о том, чтобы спрятать свою перемазанную кровью ягненка одежду.
И писать было незачем о том, что надо было делать, но все таки хотелось и выписать свою кроткую душу. И отеля не было в море, чтобы выписать тот бред, что творился на душе. И писать хотело все меньше и меньше, склянки били двенадцать и надо было признать, что…. Что то я записался.
Корабль все шел и шел и дым развевался над палубой. Я был в морской ушанке (да, была и такая какое то время назад) и тельняшке, которую, по мнению самого капитана, мне принес сам Господь Бог. Но ветер дул туда, где не было крыс, а именно в Китай. Там было хорошо, и сейчас мы и шли туда за товаром для Советского Союза. Тогда мы еще все курили и пили водку напропалую, но это было хорошее время, чтобы там не говорили те братья, что сейчас у власти.
Музыка радиоприемника развевалась над ветром и Свиридов все писал все свою песню под шестиструнную гитару, что занял у меня недавно. Больше мне не писать своей музыки, все написал он сам. Что и было довольно смешно.
С другой стороны, писать он мне не стал и начал думать лишь о том, как бы занять мою электрогитару уже на суше. Там она котировалась высоко. А здесь – еще выше.
Курить там было запрещено, там были свои правила, но на море можно было все, о чем знал капитан и боцманы, которых у нас было уже двое. Один пил, а другой его подменял. Надо было писать в судовой журнал, но о чем, знал лишь Свиридов, а его заела тоска и он смотрел на море,